Он знал все с самого начала или по крайней мере верил, что рано или поздно я смогу продолжить дело, в которое он вложил всю свою душу.
А я подвела не только его и всех остальных охотников. Я подвела и саму себя.
10
Едва начав читать письмо, адресованное мне моим отцом, я почувствовала, как желудок скрутило и горечь подступила к горлу. На миг мне показалось, будто он был болен, как и Луиза. Неразборчивый почерк, бессвязные предложения, одно из другого совершенно не вытекает. Словно он находился в нетрезвом состоянии, когда писал. А может напротив, пытался уложить свои мысли в несколько тетрадных листов, но не сразу понял, что ему с трудом удастся это сделать.
Он общался со мной посредством слов так, словно я никогда и не уезжала из дома. Словно все эти годы была рядом с ним. Он рассказывал об их обыденной жизни, о том, какие оценки получает в школе Миша. Что Луиза устроилась на новую работу, уже третью за это полугодие. Также спрашивал, как у меня дела в школе, из чего я сделала вывод, что письмо было написано как минимум четыре года назад, а возможно, даже раньше.
Может быть, он написал его перед моим приездом годами ранее, но так и не смог отдать? А может быть, он никогда и не собирался его отдавать. Не хотел, чтобы я читала. А писал, чтобы выплеснуть накопившиеся эмоции. Каким-то же образом ему необходимо было это делать. Помимо стрельбы в бункере и на службе, он также снимал стресс, избивая собственных детей, о чем я узнала не так давно. Выходит, такому человеку, как он, требуется много способов выплескивать ярость.
Я отложила письмо, так и не дочитав до конца внимательно, лишь пробежалась глазами по строкам. Буквы подпрыгивали, а под конец и вовсе поплыли куда-то вниз. Будто кто-то всячески мешал ему писать четко и ровно, а возможно, это был его обычный почерк. Мне-то откуда знать?
Больше всего меня волновал тот факт, что он оставил письмо рядом с фотографиями, где была запечатлена и я в том числе. Он как будто знал и верил, что рано или поздно я все это найду. Что мне станет известна правда об охотниках, о том, кем он был на самом деле. И поэтому завещал дом мне.
А может быть, в своем предсмертном письме кому-либо из охотников Семен сам написал обо мне, о своих предположениях на мой счет. Наверняка он был уверен, что, узнав о его смерти, при каких бы обстоятельствах она ни произошла, я и Юля в любом случае приедем в Саратов. Если не на похороны, то проведать Мишу. И возможно, если бы я не поступила в тот же институт, где учились Влад, Гоша и Дима, если бы вынужденно не столкнулась с ними в стенах учреждения, то они нашли бы меня сами. Влад бы отыскал меня, и все случилось бы по тому же сценарию. Мое поступление в институт значительно облегчило ему задачу.
В одном из ежедневников Семен записывал различные мысли на те или иные темы. Отсылки на какие-то сайты – наверное, ничего особо важного, проверю потом. Зарисовки, схожие с теми, что показывал мне Гоша, когда только обучал охоте. Во втором