И что вы поняли? – Кирилл Христианович внимательно вглядывался в сидящего перед ним юношу.
– Я видел вас. И вашу, скорее всего, дочь. В больнице. И много врачей. Она умерла? Как мой отец?
– Вы и правы, и не правы. Да, моя дочь умерла. Но вы видели не больницу, а научно-исследовательский институт. И не врачей, а сотрудников Лаборатории имени Симашко. Не задавайте мне сейчас вопросов, в свое время вы все узнаете. Ответьте, а как получилось, что вы вдруг увидели все это? И откуда, позвольте спросить, вы знаете меня?
– Я не знаю, как вы сделали это. Чтобы я увидал такое, нужно…
– Что же?
– Постойте… Я, кажется, понял… Зеркало… Я им поранился… А вы – перед тем как пожать мне руку – вы сунули ее в карман… У вас там нож?
– Перочинный, – Дитерлих выложил на стол красиво инкрустированный ножик. – А вы умны, Павел Павлович, и на редкость догадливы!
– Но откуда вы узнали? – ошарашенно допытывался Павел.
– Это нетрудно. Я ведь знал вашего батюшку. Но мои объяснения будут позже. Сейчас я хотел бы услышать ваши. Как вас сюда занесло?
– Ну… сначала я, ваша внучка, Мишка Лисицын и Зойка Швец играли в ночные прятки… – неуверенно начал Павел.
– Так-так, – ободрил его профессор.
И Павел подробно рассказал Кириллу Христиановичу все, что с ним случилось. Дитерлих оказался на редкость хорошим слушателем. Раньше Павел считал, что учителя – самые несносные перебивальщики, не умеющие слушать других людей. Но Кирилл Христианович кивал в нужных местах и задавал короткие наводящие вопросы, облегчавшие течение рассказа.
– И когда я понял, что умираю, – закончил Павел, – то даже не испугался, только пожалел, что не могу успокоить маму. И еще я удивился, что совсем не чувствую боли. Профессор, почему так?
– Видите ли, Павел Павлович – медленно заговорил Дитерлих, – смерть в нашем с вами случае не является смертью в полном смысле этого слова. Прежде всего, раз вы оказались в этом мире во плоти, то в вашем мире ваше физическое тело невозможно похоронить. Ведь так?
– Я спрашивал маму, где могила моего отца, – отреагировал Павел, – но она сказала, что могилы нет. А вот у Мишки Лисицына, у того родители похоронены на деревенском кладбище.
– Нет!
– Постойте… вы хотите сказать, что надгробие там есть, а тел нет? Что там пустая могила?
– Именно!
– Зачем? А-а-а, понимаю, чтобы все подумали, что они там. И Мишка не знает? Идиотизм какой-то! – возмущению Павла не было предела.
– Семейство Лисицыных поступило всего лишь разумно, – улыбнулся Дитерлих. – Порассуждайте сами. И вы поймете, что сделать вид иногда разумнее, чем давать постоянные разъяснения.
– Это я понимаю, но…
– Но понимать и одобрять – не одно и то же, верно? – профессор склонил голову набок, ожидая реакции Павла, но тот молчал. – Кое-что в вашем рассказе остается для меня неясным. Кое-что я могу объяснить. Например, почему вы так внезапно выросли. Вы поступили как взрослый человек: пытались