дежурный ухмыльнулся и добавил, – молодая ещё, что с неё взять-то.
– Моих она лет, – уборщица швырнула швабру и выпрямив спину, уставилась на собеседника, – живет-то для себя, эгоистка, ни о ком сердце не болит.
Дежурный внимательно посмотрел на негодующую женщину и мысленно сравнил с изящной блондинкой, одевавшейся так, будто в её гардеробе отсутствовали вещи простого стиля.
– Выглядит она несуразно, – он покачал головой.
– Вот именно, все молодится, а что толку? Ни семьи, ни детей. Так и пробегает остаток жизни одинокой и несчастной.
– Что-то непохожа она несчастную.
– А какое там у неё счастье? У меня муж хоть и не идеал, зато вместе уже сколько лет и дети школу заканчивают. А эта?
– Несчастная, ты права, – дежурный снова представил образ директрисы библиотеки, особенно тот, когда она явилась на работу в приталенном брючном костюме светлых тонов. Он долго тогда вспоминал её.
Глава 9
Познание сопряжено со страхом. Его будто сотрясала дрожь при попытке осмыслить собственное новое состояние. Он трусил. Наверное, впервые за всю свою жизнь он испытывал чувство, вызывавшее в нем неприязнь. Ему приходилось открывать новые грани собственной сути, причем не самые достойные. Все это указывало на то, что он перестал быть прежним. В один момент стал другим. И это было вполне закономерно, но не желанно.
Остановившись, он счел вполне допустимым потратить время на отдых. Усталости в привычном понимании этого слова не возникало, но он помнил, как это происходило ранее. Когда он не предполагал, что жизнь простенька для восприятия лишь для тех, кто желал обманываться. Заглядывать за ширму видимого мира не возникало веских оснований. Те, кто верили в существование сокрытого от посторонних глаз, не нуждались в доказательствах, те, кто это отрицали, не задумывались об обратном. Он не относился ни к тем, ни к другим. Не верил, не отрицал.
Ныне попросту не понимал, что происходит. Вокруг и внутри него.
Глава 10
Каждый год старости мог стать последним. И этот факт не выступал признаком хандры. Это был итог трезвого осмысления неизбежности. И он не пытался от неё уклониться, что было бы попросту смешно до противоестественности. Он любил и умел шутить, но тонко и уместно. С жизнью шутки не обладали таковыми качествами.
Расположившись максимально удобно в постели, он устроил поднос и распахнул ноутбук. Операционная система довольно шустро загрузилась, вызвав у старика восхищение. Раскрыв электронную таблицу, Аристарх принялся изучать перечень литературы, судьба которой обладала важностью, и он боялся представить, что сделают с его книгами, когда он покинет и свой дом, и собственно жизнь.
Внушительный список книг был закрыт, а на лбу пожилого профессора обозначились глубокие морщины. На протяжении двух месяцев он искал выход из положения, видевшегося не столько тупиковым, сколько неясным. Он до последнего не желал расставаться с книгами: они были его детищами. Теми самыми, которые одними рождаются, другими создаются.
Он