портрет. Он поставит себе целью подчинить Дориана своей воле, – он уже и сейчас во многом добился этого, – и тогда душа прекрасного юноши будет полностью принадлежать ему. Да, это очаровательное дитя Любви и Смерти непреодолимо притягивало его!
Лорд Генри резко остановился и окинул взглядом окружающие его дома. Обнаружив, что давно уже прошел дом своей тетушки, он улыбнулся, покачал головой и повернул обратно. Когда он вошел в мрачноватую прихожую, дворецкий сообщил ему, что все уже за столом. Лорд Генри отдал одному из лакеев шляпу и трость и прошел в столовую.
– Ты не можешь не опаздывать, Гарри! – воскликнула его тетушка, укоризненно покачав головой.
Он извинился, придумав на ходу не слишком правдоподобное объяснение, затем, опустившись на свободное место рядом с хозяйкой дома, обвел взглядом присутствующих. Сидевший на другом конце стола Дориан вспыхнул от удовольствия и застенчиво кивнул ему головой. Напротив восседала герцогиня Харли, удивительно уравновешенная и добродушная дама обширных, чуть ли не архитектурных размеров, обычно определяемых, в случае, когда речь идет о женщинах низкого сословия, вульгарным понятием «тучность»; герцогиня пользовалась в свете всеобщей и заслуженной любовью. Справа от нее сидел сэр Томас Бердон, член парламента и радикал в политической жизни, гурман и вольнодумец в жизни частной, ввиду чего он неизменно следовал известному мудрому правилу обедать с консерваторами, а досуг проводить с либералами. Соседом герцогини по левую руку был мистер Эрскин из поместья Тредли, обаятельный, очень культурный пожилой джентльмен, но крайне неразговорчивый, поскольку, как он однажды объяснил леди Агате, все, что он хотел сказать, было им сказано еще до тридцатилетнего возраста. Рядом с самим лордом Генри сидела миссис Ванделер, одна из давнишних приятельниц его тетушки, поистине святая женщина, но одетая настолько безвкусно, что ее впору было сравнить с молитвенником в дешевом переплете. К счастью для него, соседом миссис Ванделер с другой стороны оказался лорд Фодел, в высшей степени интеллектуальный, но в то же время посредственный и совершенно лысый джентльмен средних лет (его голова была гладкой, как речь министра, докладывающего в палате общин). Миссис Ванделер беседовала с ним в свойственной таким добродетельным женщинам, как она, преувеличенно серьезной манере – непростительный, на взгляд лорда Генри, порок, в который склонны впадать благочестивые люди и от которого они никогда впоследствии не могут избавиться.
– Мы говорим о бедном Дартмуре, лорд Генри, – обратилась к нему герцогиня, приветливо кивнув ему через стол. – Как вы считаете, он действительно намерен жениться на этой обворожительной молодой особе?
– Да, герцогиня. Я полагаю, она уже готова сделать ему предложение.
– Какой ужас! – воскликнула леди Агата. – Право же, кто-нибудь должен помешать этому!
– Я слышал из самых верных источников, что ее папаша в Америке держит галантерейную лавку, где продаются сухие товары