уже на пороге в прихожей она столкнулась со своей матерью.
– Не целуй, не целуй, – неразборчиво пробурчала мама и предупреждающе выставила вперед правую ладонь.
– Что опять с лицом сделала? – поинтересовалась Линда, отдергивая руки, и расставила их в стороны, растопырив пальцы, в знак того, что нападать не собирается.
– Укольчики… молодости. Понимаешь… Врач сказал… активная мимика в первые сутки приветствуется, но… вот трогать лицо… пока не желательно, – объяснила она, не переставая гримасничать в перерывах между словами, и покосилась на отца, тоже вышедшего на звук.
– Ботокс что ли? – Наступила короткая пауза. Заметив смущенную реакцию на слово «ботокс», Линда поторопилась распрощаться. Видимо, мама не собиралась говорить это вслух. – Ну понятно, я побежала.
Она чмокнула губами воздух, понимающе кивнула, схватила сумку, скользнула в вечно завязанные кеды и юркнула за дверь, стараясь не задеть мамину вторую молодость.
– Куда она? – на этот раз женщина адресовала вопрос мужу.
Следователь наблюдал всю эту картину, облокотившись на стену и скрестив ноги. Когда жена обратилась к нему, он вздрогнул и осознал, что до сих пор непроизвольно отзеркаливал ее мимику. В качестве ответа на вопрос он только пожал плечами.
Глава 4
Суббота, 20 июня 2020 года, 23:38,
Город N, бар «Сытый волк»
В баре «Сытый волк» все было устроено так, чтобы полностью соответствовать потребностям местной публики.
Первое, что ощущал вошедший – то, как кровь ускоряла свое движение по венам, распаляясь и вызывая прилив энергии, благодаря оглушительной ритмичной музыке. Движения становились раскованнее, самооценка возрастала на глазах. Глубокие биты, минуя барабанные перепонки, проникали прямо в голову и выбивали оттуда все мешающие мысли.
Одновременно в нос ударял густой запах дыма кальянов, в котором уже было не отделить один аромат от другого, сначала заставляя поморщиться даже курящих, а потом смириться и отпустить ситуацию, совершенно расслабляясь.
Прямо над барными стойками висели лампочки разнообразных причудливых форм и размеров. Большие и маленькие, круглые, вытянутые, грушевидные и похожие на шишки, они отражали колорит и разношерстность посетителей, так же отчаянно желающих гореть и одновременно таких же хрупких. Интерьер был исполнен в графитовых и темно-красных тонах. Первый словно символизировал полумрак, в котором стирались несовершенства, мешающие многим из приходящих сюда в полной мере наслаждаться дневным светом – от проявляющихся в нем морщинок, синяков, прыщиков, асимметрий и других недостатков внешности до поношенных вещей, выдающих несостоятельность в жизни и, напротив, очень дорогих костюмов, напоминающих о бесконечном «должен». Второй – цвет агрессии, похоти и страсти доставал из глубин содержимого упаковки самые яркие, услаждающие, будоражащие и низменные чувства, ловко защелкивая невидимый капкан на щиколотке входящего и заставляя