по которому мы шли, Анатолий Федорович охарактеризовал как «долинный папоротниково-ильмовый лес», который пострадал от пожара, случившегося здесь лет 50 назад, вероятно от молнии. Определить это печальное прошлое мог только опытный взгляд ботаника, причем не столько по обугленным стволам больших деревьев, сколько именно по мелкорослости и многообразию лиственных быстрорастущих пород. В данном бедствии удалось уцелеть лишь некоторым великанам-ильмам. Он привел нас к гиганту, поперечник ствола которого равнялся нескольким метрам, а густая крона исчезала в далекой выси. По словам Виктора было этому дереву лет 600. Сколько же довелось пережить великану за 6 веков?.. Постепенно начинался подъем, и наконец он стал настолько крутым, что мы вынуждены были хвататься за стволы деревьев, и это было не всегда безопасно. Попадались стволы уже умершие, а потому хрупкие и ненадежные, или же прочные, но прямо-таки усеянные короткими, острыми шипами. То были стволы диморфанта, или белого ореха, дерева из семейства аралиевых, родственника аралии маньчжурской и женьшеня. Диморфант, обладающий, как и все аралиевые, множеством лекарственных свойств, тоже стал настолько редким, что занесен в Красную книгу.
Крупных животных мы не видели и не слышали, и не удивительно, потому что чуткие уши наверняка задолго предупреждали их о нашем приближении – идти бесшумно в густом лесу было почти невозможно. Тем более что мои путники постоянно говорили на ботанические темы. Для меня тайга не разделялась на отдельные кустарники и деревья – это были сплошные зеленые гущи, бескрайний живой океан – обиталище, главным образом, мелких существ. Существ, однако, было немного. Вернее, было-то их, возможно, и много, но попадались они нам на глаза не слишком часто – и лес на склоне Змеиной горы казался мрачным и необитаемым. Наконец взобрались на вершину. Она была тоже лесистой, однако деревья здесь росли небольшие, и оставалось место кустарнику, освещенному солнечными лучами, и даже высокой траве. Мы остановились у отвесного скального обрыва и нашим глазам открылись зеленые заповедные дали – сопки, покрытые лиственным лесом, отчего они казались кудрявыми, скошенный, почему-то, луг, грунтовая дорога. Да, здесь на вершине был уютный открытый участок. Наш фотограф отснял стройное деревцо можжевельника на склоне обрыва и сказал, что это занесенный в Красную книгу реликтовый твердый можжевельник. Не найдя более ничего примечательного, мы начали спускаться.
Ни во время подъема, ни на вершине, ни в течение спуска мы не встретили ни одной змеи. Хотя, таким образом, гора не оправдала своего названия.
– А почему у Анатолия Федоровича плохо работает рука? – спросил я, когда мы спускались со Змеиной горы.
– Энцефалит, – коротко сказал Виктор.
– Неужели от клеща?
– Из-за вирусного энцефалита. Анатолий Федорович давно переболел, но рука так и осталась почти без движения. Паралич. Ходить ему тяжело – хромает.
– Значит,