он ни был при жизни, являлось неотъемлемой частью той жизни, к которой мы привыкли. Когда скорая тронулась, мы стояли до последнего, пока машина не скрылась из виду.
– Прям, как родного проводили,– с укоризной в голосе отметил Вячеслав.– Чего поперлись-то?
– А сам чего?– оборвала его Наталья.
– Так, за вами.
– Ну, и не ходил бы.
В гору, к дому, поднимались не разговаривая. Не знаю, как у других, а у меня на душе было мерзопакостно, и мысль, что это еще не конец, не давала покоя. Почему я так решила? Я понять не могла, но интуиция, словно нарыв, пульсировала и подавала тревожные сигналы в мой мозг. Озвучивать свои подозрения я побоялась. Зачем пугать друзей, может, это просто-напросто, признаки паранойи.
Когда подошли к крыльцу, нас встретила Марина:
– Идите кто-нибудь на допрос. Со мной уже закончили. Начну убираться,– и она вздохнула, выразив такое чувство горечи, что сердце сжалось от жалости к ней.
– Пожалуй, я схожу,– опередила я желающих, которых не нашлось.– А вы пока тут Марине помогите.
– Да, уж разберемся, как-нибудь,– свела на «нет» мою попытку покамандывать Люда.– Иди, излей душу, освободись от грехов перед гражданином следователем.
Я, показав язык, отвернулась и поднялась по крыльцу. На веранде уже шерудила Ирина:
– Пошла?– спросила она.– Ну, с богом!
«Да что же этакое,– подумала я.– Уж не думают ли они все, что это я убила? Одна говорит: «излей душу», другая: «..с богом..».С ума ж сбрендить можно с такими друзьями, чеснслово».
Разговор с Сергеем Анатольевичем прошел в спокойной, дружеско-официальной обстановке. И ничего интересного, кроме знакомства и снятия отпечатков с пальцев, не содержал. Рассказывали мы одно и то же, и было заметно, что следователь к концу нашего диалога заскучал.
– Неужели вы совсем ничего не слышали?– пытал он меня, задавая вопрос вот уже в четвертый раз.
– С-о-о-о-овсем,– ответила я ему по количеству ответов, тоже в четвертый раз.
– Мне, почему-то, с трудом в это верится,– не унимался он, лукаво прищурив левый глаз.
– Ничем не могу помочь,– развела я руками.– Морфей из своего царства только утром отпустил. И что происходило ночью, мне, ваше благородие, то не ведамо.
– Я гляжу, веселая вы барышня.
– О-о-о! За барышню особо спасибо, ваше полицейское величество,– я в шутливом почтении склонила голову.
С чего это я, вдруг, выбрала такую форму общения, я и сама себе объяснить не могла. Была у меня такая особенность характера, в случае волнения или опасности, включалось, в первую очередь, почему-то именно чувство юмора.
– Судя по всему, совесть ваша чиста,– без стиснения уставился на меня следователь.
Я поперхнулась:
– А вы на меня думаете?!?!?
– Работа у меня такая, на всех думать,– по-прежнему, щурил глаз сыщик, чем стал меня порядком раздражать.
– Ну и думайте. Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы было на кого вину спихнуть,– перефрозировала я пословицу, буркнув себе под