Нет, на идиотов не похожи…
Лубоцкий щелкал эспандерами.
– Что делаем? Да как сказать… Страдаем. Да. У Андрюшеньки бабушка… да-да, та самая – с носками! – Дейнен подмигнула Лубоцкому. – Это точно, одной ногой в Валгалле, но еще ого-го! Короче, кое-как держится. Хочет помереть в своей постели, а ее постель в доме нумер три Калачёвского проезда. Что значит – «ну и что?» Ты совсем старость не уважаешь?!
Дейнен попыталась сделать строгий голос, получилось что-то вроде болгарки, кошка в соседнем доме убралась с окна.
– Нет, крысу тебе не Петька подкинул, – продолжала беседу Дейнен. – Крыса – это вроде как…
Дейнен замолчала, слушая.
– Сама коряга, – сказала Дейнен через минуту и отключилась.
У Лубоцкого не было бабушки, тем более с носками.
– Ответный удар? – спросил Лубоцкий.
– То есть? – не поняла Дейнен.
– Сделала вид, что позвонила, а сама не звонила.
Дейнен зевнула. Лубоцкий закрыл эспандеры.
– Это Шерга! Сделала вид, что ее топят, а сама ничуть не тонула!
– Ты думаешь?
Лубоцкий открыл эспандеры и закинул их в тазик с магнезией.
– Молодежный театр имени неистового Тыбурция, – пояснила Дейнен. – Она сама себя высекла, у них это повсеместно.
– Зачем ей это? – не понял Лубоцкий.
– Какой именно ей? А может, их две? – Дейнен выразительно постучала пальцем по виску.
– Одна хочет снести Калачёвку, а другая хочет сама себе помешать. Ну вроде как у нее ментальное раздвоение. Залечили в Швейцарии. И теперь она как бы сама себя каждый день высекает на подмостках.
– Не. – Лубоцкий покачал головой. – Раздвоение – это было. У всех раздвоение…
Лубоцкий посчитал по пальцам, некоторое время смотрел на них задумчиво.
– Со счета сбился… Короче, штук двадцать с раздвоением. Джекилл и Хайд, Тайлер Дёрден…
Дейнен почесала голову карандашом.
– Ну, не знаю, – сказала она. – Если не Чичиков и не раздвоение, то что?
– Заговор тамплиеров…
Дейнен хихикнула.
– Заговор лилипутов, – передразнила она. – Знаешь, заговоров тамплиеров в сорок раз больше, чем раздвоений. В сердце каждого графомана бешено стучит маятник Фуко.
Дейнен понравилось, она немедленно внесла фразу в блокнот и отделила ее от прочих записей зубчатым заборчиком.
– А вообще, воблер и кость, – сказала она. – Так я все и назову: «Воблер и кость». Произведение литературы. Книгу! Роман!
Дейнен потрясла блокнотом и пририсовала Коньку-горбунку на обложке букву З.
Лубоцкий снял с полки жестяную банку, вытряс из нее белковые батончики, предложил Дейнен со вкусом клюквы, себе взял со вкусом черники. Стали жевать.
– А почему тебе пирамида не нравится? – спросила Дейнен, доев батончик. – Пирамида – это красиво и неслучайно.
– По-моему, скучно, – возразил Лубоцкий, тоже доев батончик. – Пирамиды вышли из моды семнадцать бестселлеров назад, придумай чего-нибудь, ты же литератор.
– Хорошо, –