это очень странно, – Константин пристально смотрел Тищенко в глаза. – В наших делах Кашалот был человеком опытным. К тому же, в последние годы он переквалифицировался на карточное шулерство, был очень опытным каталой. А воровские эпизоды надо было еще доказать. Срок же за мошенничество в карты очень маленький, совсем крошечный. Ну, посидел бы в тюрьме год-два и вышел по УДО. А тут – такое… Ни за что бы не подумал, что Кашалот такое утворил. Зачем ему это?
– Вот по этому поводу я тебя и позвал. Где твоя оперативная разработка по этому Кашалоту?
– Уже два дня у тебя на столе лежит, – улыбаясь, ответил Емельянов. – Я тебе ее сразу принес, как мы их всех повязали.
– А… Ну да… посмотрю… А как ты взял Кашалота?
– С поличным. И это было нелегко. У меня была оперативная информация. А любая оперативная информация должна разрабатываться. Вот я и проводил разработку.
– И дальше будешь проводить? – каким-то странным тоном поинтересовался Тищенко.
– Обязательно, – кивнул опер, – теперь – обязательно. Я хочу понять, как это произошло, почему. К тому же, тут есть еще один важный момент.
– Какой? – прищурился Тищенко.
– Видите ли, товарищ начальник, Кашалот не употреблял наркотики, – хмыкнул опер. Каталы их не употребляют практически никогда. Для шулерства необходима ясная голова и четкость движений руки. Иначе быстро схватят, и хана ему. Если бы кто другой был, тогда со стопроцентной уверенностью сказал бы: наркотики. А здесь – нет.
– Что же, занимайся дальше. И докладывай по ситуации, – приказал Тищенко.
– Скажи, а Кашалот успел хоть что-то тебе сказать? – посмотрел пристально Емельянов.
– В том-то и дело, что ничего! Я вообще не понял, зачем он ко мне шел! Он сразу за бритвой полез. И ничего не сказал толком. Я правда не понял, – честно вздохнул Тищенко. И Емельянов ему поверил.
Глава 6
Старенький трамвай дребезжал по рельсам, и Емельянов с удовольствием рассматривал уличные сценки, мелькающие в немытых стеклах. Наблюдать за жизнью обыкновенных людей всегда доставляло ему небывалое удовольствие.
Только вот наблюдал он не так, как все остальные. Слишком уж необычен был его метод. Раньше Константин переживал, чувствовал себя неуютно, когда понимал, что обнажает перед самим собой такие грани своего циничного ума. Но потом привык. А в последние годы – вообще получал от этого удовольствие. И продолжал наблюдать за людьми по своему методу.
Вон молодая мамаша толкает коляску с ребенком лет двух, на переходе, через трамвайные рельсы. Все обычные люди увидели бы умилительную картинку: мать с ребенком, сплошные розовые сопли… Но только не Емельянов.
Он видел то, чего не замечал больше никто. Мамаша явно ненавидит ребенка – выражение лица у нее зверское. Ей абсолютно он не нужен – вон как подбрасывает, как резко толкает коляску на рельсах! У кого угодно спина разболелась бы, а тут младенец… Значит, явно ненавидит.
Судя по хитрости, застывшей в глазах, это жительница