можно сказать – безграничное удивление.
Белый цвет, переходящий со стен вверх, создавал иллюзию отсутствия потолка. Сергею казалось, что потолка нет, что он находится в каком-то бесконечном белом тоннеле, узкие стенки которого, сужаясь, уходят прямиком в небо, и от этого можно погрузиться просто в необыкновенную глубину, если просто сидеть и смотреть вверх.
И он сидел и смотрел, и понимал, что все на самом деле не так, и не мог уловить, что на самом деле происходит, и почему вроде бы привычные события обрушиваются на него и меняют свою форму, вот просто до абсурда… И он даже наслаждался этим вывихом мозга, не похожим вообще ни на что, здесь, в этой странной больничной палате, а по большому счету в тюремной камере, в которой не было потолка… И поэтому у него была иллюзия свободы…
В этом странном месте Аджанов провел три дня. После стука в дверь охранник выводил его в туалет. Его кормили – открывали дверь и выдавали жестяной поднос с мисками. Чаще всего в них был водянистый суп, каша, несколько кусков хлеба и обязательно чай, воняющий тряпкой. У Сергея никогда не было какого-то культа по отношению к еде, и он мог есть все, что угодно. Своих коллег удивлял тем, что с удовольствием поедал в буфете киностудии котлеты с гречкой, хотя буфет Одесской киностудии считался одним из самым худших… А он нахваливал эту странную еду и говорил, как ему вкусно.
Вот и теперь это что-то безвкусное, вонючее не внушало ему отвращения – он ел исключительно для поддержания жизни. К тому же на нервной почве он почти полностью потерял вкус. Поэтому все, что он ел, казалось ему безвкусным, ну как бумага.
Допросов не было. Странно, но его действительно никто не допрашивал. Если в первый день он воспринял это как подарок судьбы, то к концу третьего дня это состояние переросло в гнетущее чувство тревоги и ожидания какого-то удара.
Аджанов мучился от жестокого волнения, чувствовал всем своим телом, что опасность идет к нему отовсюду. Он не мог заснуть. Тем более, что на твердом холодном полу это вообще было невозможно, ведь ни матраса, ни одеяла ему не дали.
Потом Сергей понял, что эта пытка ожиданием была своеобразным психологическим ходом, специально направленным на то, чтобы дезориентировать в обстановке, выбить почву из-под ног, вызвать тревогу. И он немного успокоился, стал реагировать на все более спокойно.
Ведь, по большому счету, думал он, ему было хорошо: он почти комфортно сидел в камере – ну и ладно, что без потолка, но его кормили, никто его не трогал… Слава богу, что это не камера следственного изолятора, где он подвергался бы бесконечным издевательствам и побоям. Несмотря на все внутренние силы, их все же достаточно было тяжело пережить.
Электрический свет в его камере не включали, но Сергей вполне довольствовался дневным, естественным. Этот приглушенный свет даже приносил пользу – несколько подавлял гнетущую его тревогу.
Однако все изменилось утром на четвертый день. Дверь его камеры отворилась в неурочное время, и на пороге возник охранник, который безразличным