исполнявший роль рефери, вышел в центр ринга.
– Ахтунг! – поднял он руки, посматривая на боксёров.
Карамзин ударил в рельс – гонг!
– Бокс! – крикнул унтер и свёл ладони. Бойцы двинулись навстречу друг другу.
4
Да, тевтон стал сильнее, это Саблин почувствовал сразу, и опытнее стал после давней той встречи, и расчётливее. С дурочки не лез, держал дистанцию и с удобной для него позиции выбрасывал вроде несильные, но точные и жёсткие удары левой. Американцы называют их «джебами».
А за джебами держал наготове правую руку. Правая у него сильная, это Саблин помнил. Но и возвращает он её после удара не сразу, это поручик помнил тоже. Вот только нокаутировать тевтона сегодня в планы Саблина не входило…
Первый раунд бойцы кружили по рингу, присматривались. Гонг. Во втором опять примеривались, пробовали короткие наскоки, малые серии и одиночные удары. Гонг. Урядников в перерывах поливал голову Саблина водой, растирал набрякшие от ударов подглазья и лоб. А поручик просматривал пространство за рингом и видел: количество зрителей с немецкой стороны постепенно прибывает. Это хорошо, на это вся надежда.
В третьем раунде немец попал, да так, что Саблин чуть не рухнул на настил. Чудом удержался на вмиг ослабевших ногах, вошёл в клинч. Провисел на немце до спасительного гонга. За минуту перерыва восстановился, понимая, что это только начало.
С четвёртого раунда Саблин начал продуманно подставляться. Он позволял бить себя больше и больше. Уходил в углы, прижимался к канатам и принимал град ударов – на плечи, руки, в голову, по корпусу. Иногда изворачивался и слегка отрезвлял тевтона сильным боковым или прямым ударом, затем вновь уходил в глухую защиту, позволяя противнику войти в раж:.
Зрители, поначалу молча наблюдавшие бой, теперь непрерывно свистели и кричали: по-немецки и по-чешски, смачными местными и постными германскими ругательствами, подстёгивая боксёров. Глаза Саблина заплывали, но и через щели разбухших век он различал, как всё больше немцев выбирается из леса. Кто-то бегом присоединялся к толпе у ринга, кто-то наблюдал бой от кустов, опасаясь командиров, но любопытство и азарт побеждали, и количество зрителей постепенно увеличивалось.
«Эй, Фридрих! Там господин гауптман делает фарш из русского!» – такие, наверное, возгласы слышались в расположении немецкой роты. И очередной Франц, Густав или Пауль не выдерживал: отрывался от письма домой, бросал ковыряться в двигателе «хорька», а кто-то, чего греха таить, и оставлял пост. Ненадолго и недалеко, лишь глянуть одним глазком, но ведь оставлял!
Пятый, шестой, седьмой раунды! Гонг! Гонг! Гонг! Вновь ринг. Восьмой раунд!
Саблин чувствовал, как тают силы. Не та подготовка, не тот кураж! Теперь подставляться уже не было необходимости, всё происходило естественным путём. Карл, неутомимый, как машина, обрабатывал голову и корпус, бил жёстко и умело. Вот прилетел незаметный хук справа, и настил ринга больно ударил по лицу и груди.
«Айн!.. Цвай!..