А у России, между прочим, с этой республикой договор о взаимной помощи. В том числе и военной. Вторжение автоматически переводит вас в разряд противника. А противника мы бьём…
Карл Дитмар, обернувшись к Саблину, взирал на него уже с нескрываемым удивлением. А Саблин продолжал:
– Либо вы и шага не ступите за нейтралку, либо сразу прикажите своим солдатам сложить оружие, построиться в две шеренги и поднять руки. Право слово, герр гауптман, только так можно избежать потерь.
– Поднять руки? – не поверил ушам тевтон. – Вы мне предлагаете капитулировать? – И рассмеялся заливисто, как смеётся человек, услышавший действительно смешную шутку. – Моравия будет нашей в течение двадцати четырёх часов!
– Так точно, господин офицер, капитулировать, – гнул своё Саблин, обвиснув на канатах. Слова давались ему с большим трудом, разбитые губы нещадно саднило. – У меня тоже приказ командования: воспрепятствовать попытке вашего подразделения пересечь границу Чехословакии любыми возможными способами.
– Вам дважды повезло, поручик, – гауптман угрожающе наклонил голову. – Во-первых, я вас не нокаутировал на глазах у подчинённых. Уже за это вы должны быть мне благодарны. Во-вторых, из уважения к вам, как к мужественному бойцу, я не стану превращать заставу в пылающий факел. При условии, конечно, что это вы с пограничниками сдадите оружие и построитесь в две шеренги. Так мы действительно избежим кровопролития. – Пренебрежение сквозило во взгляде тевтона, больше он не видел в Саблине ни соперника, ни противника. – Солдаты! – повернувшись к подчиненным, зычно крикнул он. – Немедленно вернуться в расположение! Готовность номер один!
В частях вермахта готовность номер один означала готовность к атаке.
Их разделяло не больше двух метров: командира немецкой ударной группы и командира российского гренадерского взвода. Из последних сил Саблин крикнул:
– Карл!
Немец обернулся. Рефлексы у тевтона были что надо, тут же вскинул перчатки к голове, встал в стойку, – но в следующий миг поручик оттолкнулся, используя пружинистую натянутость каната, – почти взлетел над рингом и совершенно немыслимым свингом – из-за головы, сверху, используя маховое движение, – обрушил кулак на челюсть германца, пробивая защиту.
Дитмар рухнул. Саблин повалился на него сверху. В следующий миг Урядников выхватил из сумочки, где держал губки, полотенца и прочую утварь боксерского секунданта, два нагана и направил оружие на Гросса и Рунге.
– Лечь! – громовым голосом проорал прапорщик. – Мордой вниз, сучьи дети! Или стреляю!
Скорее всего, немцы не понимали по-русски, но интонации и жесты были достаточно красноречивы. Наганы – тем более. Унтер и фельдфебель бросились на ринг рядом с боксёрами.
Толпа немецких солдат внизу покачнулась, отхлынула. Движение это было безотчётным, продиктованным не воинской выучкой или рассудком, но инстинктом застигнутой врасплох толпы. Лишь один из офицеров, выхватив люгер, кричал на подчинённых. И тут обращенная к немцам стенка