не нужно подвергать риску лишних людей. Аккуратно предупреди свою службу охраны. Начальником здешней Терзянц ещё пребывает? Я лучше сам его проинструктирую. Он мужик надёжный и бывалый. Укажешь места, одного моего посадим на камеры. У тебя же есть камеры, в смысле в отделениях?
– Да. Везде, кроме туалетов и санитарных комнат. Выведены на мониторы у меня в другом кабинете и на пункт наблюдения охраны.
– Ты чё? Параноик? На фига столько-то понатыкал?
– Сам ты параноик. Забыл, с кем я был и где, чью школу прошёл? Звук тоже пишется, но не со всех камер, естественно.
– Ладно, без обид. Вельден, ты профессионал во всём, и везде нужен профессиональный подход. Кстати, нужно и телефонные разговоры писать некоторое время. Хотя, если честно, не вижу в этом особого смысла. Предупреди, кого сочтёшь нужным.
– Да пошёл ты… Без тебя знаю.
– Пошёл, без удовольствия, но пошёл. – Ланской устало потёр глаза и кивнул. – Мне пора. Поеду с документами по операции позанимаюсь в управе. Приеду с бойцами – звякну, не отключайся, и терапевтическая доза, кстати, сработала.
– Придурок.
– И я тебя люблю. Эрик, девчонка – кремень, не знал, что такие вообще в реале бывают. Должна выкарабкаться, чисто из принципа или вредности. А ты не вздумай геройствовать и держись. Прорвёмся, друг. – Кирилл Ланской, позывной Кирка, просочился в дверь и неслышно исчез.
Вельден задумался. Да, дела. Из огня да в полымя. Он прекрасно помнил историю задержания международного террориста и участвовал в его конвоировании. Слишком многие отдали жизни, чтобы его нейтрализовать, как оказалось напрасно. То, что Валид на свободе, действительно очень и очень плохо. Но Ланской осведомлён об этом, а значит – вооружён. У майора питбулевская хватка и острый ум разведчика-диверсанта. В надёжности Кирилла Эрик не сомневался, слишком много они съели соли пополам с кровью и потом. Валера и Лиза друзья с большой буквы, но остальные сотрудники? Не соблазнятся ли на деньги или на угрозы? Хотя на деньги вряд ли. Он несколько раз глубоко вздохнул, взъерошил волосы, переоделся в рабочую форму и пошёл в оперблок.
– Татьяна Петровна, мне нужно с вами поговорить, – обратился Эрнст к санитарке, которая мыла пол в коридоре блока.
– Эрнст Генрихович, я мою пол и ничегошеньки не знаю. – Она хитро улыбнулась и подмигнула ему.
Петровне было шестьдесят пять лет, а на вид сорок пять и не более. Очень работящая, по-немецки аккуратная и пунктуальная. Мягкие, большие руки, улыбка всепонимающей и любящей бабушки.
– Я же не вчера родилась, дорогой мой. Вы поверили мне, взяли на работу с улицы. Я могу спокойно на мою зарплату воспитывать четверых внуков. Да я за вас любого хоть шваброй прибью. Ничего не говорите. Не надо. – Петровна сняла перчатку и пожала ему руку.
– Спасибо, Татьяна Петровна. Но всё-таки скажу. Её не оставят в покое. За ней будут охотиться. Прошу вас, никому и ничего. Ни словечка.
– Эрнст Генрихович, всё сделаю. Храни вас Господь. За Зариночку не переживайте, я сама с ней поговорю.