которого был похищен саквояж Фаберже с драгоценностями. О чем и прошу вас великодушно.
– Я?!. – удивлению Горького, казалось, не будет конца. – Провести расследование?..
– Вы не совсем правильно меня поняли, – успокоил его Луначарский. – Для этой цели вам будет рекомендован специальный человек, к слову сказать, большой дока и профессионал в своем деле, а вы лично будете координировать и направлять его действия в нужное русло.
– Так, может, этот дока обойдется и без моего руководства? – резонно заметил Алексей Максимович.
– Смею вас заверить, что я подумал и об этом, однако без вашего личного участия в этом расследовании никак не обойтись. И вот почему. Судя по всему, поиск драгоценностей Фаберже продлится неопределенное время, возможно, не один месяц, в него будет втянут весьма разнородный круг людей, и Самарину потребуется весомый мандат на проведение этого сыска. Так что сами понимаете, более авторитетного документа, нежели мандат вашей комиссии за подписью Максима Горького, нам не найти.
Алексей Максимович молчал, обдумывая просьбу Луначарского, наконец, буркнул в усы:
– Насколько я догадываюсь, этот профессионал и есть тот самый Самарин, о котором вы только что упомянули?
– Совершенно точно.
– Но вы-то хоть хорошо знаете его? А то вдруг окажется…
– Не окажется, – заверил хозяин кабинета. – Я знаю Самарина как весьма порядочного человека, который принял революцию в надежде, что его опыт следователя пойдет на пользу обновленной России, но будучи выходцем из весьма знатного рода… В общем, как и большинство представителей русского дворянства, он остался не у дел.
– Это что же, по декрету от двадцать четвертого ноября семнадцатого года?
Луначарский утвердительно кивнул головой.
– И теперь человеку надо просто жить?
– Не просто жить, но жить и работать, – уточнил Луначарский. – И когда я рассказал ему о сути моего предложения, он тут же ухватился за это дело. Так что, если вы не против его кандидатуры…
– Анатолий Васильевич, – осадил Луначарского Горький, – вы же прекрасно знаете о том, что ни у меня, ни тем более у Марии Федоровны никогда не было предубеждений против достойных представителей русского дворянства. – Ну а если к тому же человека рекомендует нарком Просвещения… Однако все равно хотелось бы знать, кто он и что он?
– Самарин Аскольд Владимирович, потомственный дворянин. Тридцати трех лет отроду. Следователь по особо важным делам Московского окружного суда.
– Даже так?! – не смог сдержаться Горький. – Но это же чин статского советника! И в тридцать лет… генерал…
– Положим, не совсем генерал, – уточнил Луначарский, – а где-то между полковником и генерал-майором, но что касается его профессионализма… В свое время о нем вся Москва говорила. Причем заметьте, взяток не брал и в совершенстве знает три языка. Немецкий, итальянский и французский.
– М-да, – хмыкнул в усы Алексей Максимович, – взяток не