минуту во втором классе поднялся такой шум и гам в ожидании прихода учителя, что Коврижкина, не окончив своего разговора с начальницей, со всех ног кинулась туда выручать Ирину.
– Вот они, сладкие-то ваши! – рассмеялась Дальханова. – Бегите скорее к ним, а то они, пожалуй, совсем с ног собьют свою классную даму.
При появлении Клеопатры Сергеевны, общей любимицы учениц, дети немного притихли.
– Как вам не стыдно, господа! – начала она укоризненно. – Мне, право, совестно за вас, такие большие девочки! Что подумает Анфиса Дмитриевна, когда узнает, что с первого дня появления мадемуазель Фоминой ее класс так плохо ведет себя?! Прошу вас, Ирина Петровна, – обратилась она серьезно к тут же сидящей молодой девушке, – записать всех, кто будет шуметь и нарушать порядок в классе во время урока господина Антипова, а затем вы мне покажете этот листок, и я передам его начальнице.
Коврижкина вышла из класса как раз в ту минуту, когда в дверях показалась толстенькая квадратная фигурка Щелкунчика. Увещания Клеопатры Сергеевны не имели большого успеха на этот раз, и бедный Щелкунчик напрасно старался сосредоточить внимание детей, выписывая им мелом на доске какую-то новую и очень сложную арифметическую задачу. Ученицы его почти не слушали сегодня. Кто кашлял, кто сморкался, кто перешептывался с соседкой или нарочно ронял на пол то карандаш, то книгу. В задних рядах швыряли друг в друга какие-то маленькие свернутые бумажки и, почти не стесняясь, все время болтали и смеялись. Антипов несколько раз уже возвышал голос, призывая к порядку, но сегодня класс положительно не обращал никакого внимания на его слова.
Ирина была глубоко огорчена. Она отлично понимала, что все это делалось ей назло, так сказать, чтобы досадить новой классной даме; но почему же, почему эти дети так желали досадить ей, так плохо относились с первого же раза именно к ней, когда она, в свою очередь, напротив, была готова искренне полюбить их и всеми силами желала отныне быть им полезной?
Урок арифметики окончился.
Наставив бесчисленное количество двоек, Антипов выбежал из класса, взбешенный не столько за себя, сколько за Ирину. Он сейчас же направился в учительскую и там чуть не поссорился с Клеопатрой Сергеевной, выругав от души ее пресловутый второй класс со всеми ее сладкими девочками.
Не успел, однако, Щелкунчик выйти из класса, как все ученицы быстро повскакали со своих мест и теперь плотной стеной окружили Ирину.
– Мадемуазель Фомина, покажите нам, кого вы записали?! – кричали они почти все разом.
– Надеюсь, не меня только! – решительно заявляла Савельева, смуглая, немного раскосая брюнетка, записная шалунья. – Я совершенно нечаянно уронила два раза мой пенал!
– Не верьте, не верьте ей! – перебивала ее рыженькая голубоглазая Кошкина. – Савелька все врет, а вот меня так действительно щекотала Иванова, и я совсем поневоле смеялась!
Ирина терпеливо дала им всем высказаться и, когда они немного замолкли, проговорила спокойно:
– Дети,