Мастерски вправленная доктором, забинтованная рука больше не болит. Какая-то приятная теплота разливается под влажной, пропитанной водой тряпкой… Боли совсем не чувствуется. Только пульс четко и сильно бьется на месте былого вывиха.
Отец, прежде чем выйти из комнаты, останавливается у рабочего столика, за которым Люда готовит новый бинт для компресса. Он говорит тихо, но я все-таки слышу его слова:
– Ты не знаешь, где она оставила лошадь?
– Не знаю, папа! Разве от Нины чего добьешься?
– Бедная девочка! Вывих ужасен. Как это случилось?
– Папа! Милый! Разве вы не знаете Нину? Разве она скажет когда-нибудь, если с ней что случится? – шепотом говорит Люда.
– Да, да! Ты права! Она не в мать. Бэлла была простосердечна и наивна, как ребенок. Да и Израил не отличался скрытностью. А может быть, трагическая смерть обоих так подействовала на девочку, что… Не думаешь ли ты, Люда, что судьба точно преследует весь наш род?.. Дом Джаваха как будто несет на себе печать какого-то проклятия… Моя бедная Мария, потом Юлико, мой племянник, последний отпрыск славного рода, оба умершие от одного и того же недуга, страшной чахотки… Потом – свет моей жизни, моя кроткая полночная звездочка, моя родная дочурка Нина… И наконец, эта жизнерадостная, полная жизни и молодости чета родителей малютки-Нины… Что, если и девочка… Мне страшно подумать, Люда, если… если… Ведь если она – эта моя вторая нареченная дочка, живое напоминание о моей первой и единственной родной дочери… если она…
Отец не договорил… Его седая голова бессильно склонилась на плечо Люды.
– Папа! Милый папа! – послышался успокаивающий голос моей названой сестры.
Мне хотелось выскочить из постели, куда меня перенесли во время моего обморока, хотелось утешить, успокоить отца, сказать ему, что я люблю его так же сильно, что его тревога – моя тревога, его горе – мое горе, но я молчу, упорно молчу…
О, если бы я умела плакать и ласкаться!..
Потом они оба вышли, предупредительно заслонив абажуром лампу и бросив на меня тревожный, испытующий взгляд. Они думали, что я заснула. Но я не могла спать…
Милый, дорогой отец! Я никогда не отплачу тебе такой же бесконечной, всеобъемлющей любовью, какой ты окружил меня. Я дурная, злая девочка! Я это знаю… Мне никогда не быть похожей на ту, которая была твоим утешением, никогда я не заменю тебе маленькой, давно умершей кузины, сходство с которой ты находишь во мне…
Княжна Нина Джаваха! Милая красавица княжна! Я знаю тебя, хоть никогда не видела. Я знаю тебя так хорошо, так глубоко! Люда прочла мне твой дневник, когда я была еще совсем маленькой девочкой, и с тех пор я дала себе слово: во что бы то ни стало сделаться похожей на тебя, милый, черноокий ангел… Ты была звездой души дяди Георгия, и потеря тебя сделала серебряными его черные кудри. И я решила воплотить тебя в себе, вернуть дяде Георгию и моему названому отцу его дочь в моем лице, в лице второй Нины… Но мне это плохо удается… Маро говорит, что в меня временами вселяются черные джинны и мутят мою душу… Михако, знавший кузину Нину,