безумие решило сменить личину, чтобы подкрасться незаметно… Невидимого внутреннего врага потянуло на разнообразие. Испытание ужасом и бессильной злостью прошло. Началось испытание покоем, который, едва успеешь к нему привыкнуть, обрушится и похоронит останки разума под своими руинами. В невообразимой высоте распускались лепестки звёзд, а под хрустальным сводом небес перешёптывались голоса.
Надо только найти в себе силы не прислушиваться – это та же самая трясина, и если позволить ей поглотить себя, обратного пути уже не будет. Нельзя отзываться, иначе станешь частью этой, этого… Чего? И об этом лучше не думать. Наконец-то случилось то, чего ещё недавно так хотелось – каждый день, каждый час, каждую секунду. Покой и забвение стоят на пороге и стучатся в дверь. Стоит только сказать, что не заперто, что можно войти, и тогда… Тогда всё будет кончено. Нет! Надо уцепиться за что-нибудь – пусть даже за самые горькие воспоминания, за боль, за тоску, за отчаянье. Их всех тогда предупредили, что вероятность выжить невелика, но на самом деле её не было совсем. Погибнуть – означало выполнить задание, уцелеть – значило всё провалить. Во всей команде не было ни одного бойца, у которого оставались бы близкие родственники, почти за всеми числились грешки разной степени тяжести, а трое вообще угодили в Спецкорпус, выбрав из двух зол меньшее – пять лет безупречной службы или десять каторги. Классическое пушечное мясо, расходный материал, у каждого не менее двух нагрудных знаков «За честь и мужество», гроза трёх континентов. Нет, надо зарываться глубже… «И из вселенской глубины святые смотрят лики, храня покой моей страны – Соборной Гардарики…» – это он сам произносит, громко, как ему кажется, с выражением, стоя на небольшом возвышении – воспитанники младшей группы сиротского приюта № 958 дают концерт перед попечителями. То, что было раньше, уже давно стёрлось из памяти, и это к лучшему.
В невообразимой высоте распускались лепестки звёзд, а голоса, перекликавшиеся под хрустальным сводом небес, слились в один.
– …И скорбь тебя иссушает, и обида тебя гложет, и тоска до тебя добралась. И всех этих сестричек ты сам к себе цепями приковал. Отпусти их и живи в радости. Судьба тебя к нам привела, и Господь её надоумил. Может, останешься? Здесь место благодатное – душу исцеляет.
Огурцы, значит, будем собирать и солить их бочками… Занятие ничем не хуже и не лучше других. Только непонятно, с чего вдруг такое гостеприимство… То руки за спину заворачивают, а то… Кстати, о руках – неплохо бы выяснить между делом, где это брат Ипат так наловчился. А полковник Кедрач пусть ищет бывшего подчинённого, если ей приспичило. Попы, похоже, нелюбопытны, им-то что – пришёл странник, ушёл…
Солнечный зайчик на потолке впитался в побелку, и можно было повернуть голову – посмотреть на того, кто сидит рядом. Но табуретка, которую только что занимал настоятель, была пуста. Может быть, и его голос был обрывком сна. Последним. И только теперь настало время пробуждения.
Документ