вещи, а потом я покажу весь дом. Он очень старый, в средние века здесь был еврейский квартал. – Хозяйка дома продолжала ровно улыбаться, говорила спокойно и уверенно, и было понятно, что приглашать гостей в собственный дом для нее давно стало обычным делом, почти рутиной, необходимым разнообразием и неизбежным развлечением. «Мало ли что оно принесет, я готова к любому повороту» – говорила ее повадка. Она присматривалась к гостю-постояльцу, но ни на минуту не переставала быть гостеприимной хозяйкой:
– Здесь у меня живет кошка, но в дом я ее не пускаю, кормлю снаружи. Вы увидите, черная такая. Правда, из ее миски повадился есть еще один кот, рыжий, небольшой, но резвый. Иногда устраивает здесь беспорядок, но выгнать его не получается, а с моей черной они ладят. В общем, катастрофа. Я зову его Талибан. Знаете, что такое Талибан?
«Террористическая организация, запрещенная в России» – как рефлекс у собаки Павлова, мелькнуло в мозгу профессиональное клише. Я уверил, что название мне знакомо, и дал понять, что оценил смелый юмор Клаудии. В ее произношении отчетливо слышались германские нотки, и я начинал понимать, что когда-то она перебралась в страну жаркого солнца и теплого моря из благополучной, но наверняка скучной для нее центральной Европы. А значит, была целеустремленной женщиной весьма свободного духа. В молодости наверняка своенравной красавицей. Вокруг не было ни намека на присутствие мужчины. Вероятно, Клаудия давно привыкла жить сама по себе. И по своим правилам. Бывают люди, которым даже не надо носить футболку или татуировку с надписью «Плевать Мне На Все» – их кредо ясно и без транспарантов. Их двери открыты, но бастионы неприступны. Они готовы на компромиссы, но никогда не предадут себя. Они говорят что думают, и лучше откусят себе язык, чем будут давиться трусливой политкорректностью.
За дверью с черной москитной сеткой начиналась комната, которая служила одновременно гостиной и прихожей. На это указывали удобный, видавший виды угловой диван, телевизор, музыкальный центр на каминной полке. Выкрашенные в желтый охряный цвет стены прикрывали немаленькие книжные стеллажи и несколько крупных непритязательных картин в таких же желтых тонах с намеком на солнечность, но их краски были для этого слишком тяжелы. Каждая из картин говорила как о наличии у автора артистического замысла, так и о досадном недостатке мастерства. Выставлять такие вещи на обозрение я бы постеснялся, но картины были личными, и явно согревали владелице душу самим своим существованием. Все они были подписаны одним и тем же именем.
Длинную комнату делила надвое стена, за которой поднималась наверх небольшая деревянная лестница, а оставшееся пространство со стеклянным столом, компьютером, принтером, телефоном и сваленными кипами журналов, брошюр, туристических проспектов, очевидно, служило рабочим кабинетом. В дальнем торце импровизированного кабинета темнел проход под каменной аркой, – такой низкой, что не пригибаясь под ней мог бы пройти разве что подросток.
– Там