и мы поспешно возвращались домой, ныряли в каменную арку… Спустя полчаса она отогревалась, переставала дрожать, принималась хозяйничать или с тихой улыбкой наблюдала, как я накрываю на стол.
Я был почти готов отказаться даже от этих коротких выходов, лишь бы законсервировать внезапное счастье. Но знал, что это невозможно. Ася тепло вспоминала эпизоды репетиций, выступлений, иногда принималась напевать что-то, торопливо делала заметки на попавшихся под руку листах бумаги (однажды на обороте технического райдера какого-то концерта я обнаружил одну из таких записей: причудливые значки, рисунки, неизвестные буквы – я точно был неспособен разгадать эту шараду), но ни разу не сказала, что хочет связаться с группой. У нее не было телефона, и иногда, среди рабочего дня, я тосковал от невозможности услышать Асин голос, узнать, чем она занята. Судя по всему, она облюбовала небольшой рынок за нашим домом, а особенно лавку со специями – азиат средних лет неизменно приветственно размахивал белым мешочком, увидев ее, в те редкие дни, когда мне удавалось погулять с Асей днем.
Звонил Антон, говорил, что группа планирует скоро собраться после небольшого отпуска, упомянул, что Ася куда-то пропала. Я промолчал, не зная, что могу сказать ему… Наш «отпуск» тоже рано или поздно должен был завершиться.
Самое странное, за эти десять дней я так и не смог понять, кем мы приходимся друг другу с девушкой, которая часто засыпала на моей кровати, иногда мгновенно, на первых же кадрах фильма, которую я нес обнаженной из ванной и которую даже ни разу не поцеловал.
10.
Никакой записки. Пустая плита. Безмолвная квартира. В общем-то, следовало быть к этому готовым. Конечно, у нее была другая, своя жизнь, которая исподтишка наблюдала за хозяйкой с фотографий, спрятанных в ящик комода.
Я взял один из Асиных платков, ярко-зеленый, с узором из переплетающихся ветвей, пропитанный дурманящими маслами. Все, что я знал о ней – обрывки историй, даже не главы. Бессвязные эпизоды. Однажды застал ее сидящей на полу, на этом платке. Закрыв глаза, она покачивалась перед кувшином теплого коричневого цвета. Я хотел выйти, чтобы не мешать очередному ритуалу, но она открыла глаза, вскочила и сообщила радостно:
– Совсем как тогда, летом. А потом можно было посидеть в лодке и поболтать.
Кажется, речь шла об индийском храме за городом, в котором она провела какое-то время. Мне хотелось расспросить подробнее, но такие разговоры у нас не клеились. Я чувствовал себя неловко, вторгаясь в прошлую Асину жизнь, которая вся была для меня сплошной загадкой. Можно ли спрашивать ее об этом периоде жизни или он связан с Артёмом? И не вместе ли они пытались залечивать душевные раны под присмотром гуру, которого Ася иногда упоминала так буднично, будто речь шла о советах соседки?
Поначалу меня пугал этот мир – свечей, аромаламп и деревянных шкатулок, Асиных бормотаний и напевов. А главное – ее умение подчинять себе пространство, предметы, людей. Когда она готовила, солонки, ложки,