а тряхни головой – и седой волос упал, зачем только тряхнула, годы всё равно не стряхнешь.
Стало быть, минула эпохальная четверть века. А другая ли я? Попроси он достать елку сейчас его внукам, нашла ли бы я аргумент для отказа? Отказать ему, чтобы вместо восторга увидеть в его красивых, выразительных глазах разочарование? Ведь разочарование-то не в отсутствии елки, а в моей состоятельности, в градусе искренности, в степени ее достоверности. Вот он, живший во мне, молоденькой, съедобной, жирный червь жертвенности: что он обо мне подумает, как к этому отнесется? Я-то жду от него похвал и умиления. А без елки где всему этому взяться? За что хвалить? Сама-то по себе кто я такая? Восторженная дурочка. А вот с елкой для его детей – почти богиня.
Я не слишком изменилась c тех пор. Рост, вес, цвет глаз – всё то же! Подумаешь, седину каждые три недели приходится закрашивать, да на каблуки высокие при покупке обуви заставляю себя не заглядываться, да перед долгими перелетами за час до взлета аспирин исправно глотаю, да в накуренном помещении больше пяти минут не выдерживаю, да всё дальше бегу от толпы, да нос поломан, да печаль в душе. А в остальном – та же. Сейчас бы я к этой елке еще и подарков накупила, как Дед Мороз.
Хозяйка квартиры, которую я тогда снимала в Новогиреево, темноволосая, интересная, настоявшаяся, как вино, женщина бальзаковского «розлива», попросила у меня однажды ключи на два часа. Разумеется, с квартирой вместе. Уезжать далеко не было резона, и я сидела в сквере неподалеку с тетрадкой, записывая впечатления. Через пару часов хозяйка вышла из подъезда более раскованной походкой, чем вошла. И с тех пор стала наведываться чаще. После того, как она провела в квартире целый день и прожгла на моем паласе дыру, я решила съехать. Через неделю интенсивного поиска нашла комнату в центре Москвы, правда, в коммуналке – девять метров с обстановкой и даже с посудой. И всего трое соседей, один из которых нам не досаждал, жил у жены. По тем временам – Земля обетованная.
Весь переезд уложился в два чемодана и настольную лампу с апельсинового цвета абажуром. Рук не хватало, пришлось делать два захода. Переехав, полежала пол часика, изучая новое пристанище. Нормально. Главное, чтобы тут не оказалось клопов. Приподняв край сомнительного во всех отношениях матраца в тюремную полоску, я пригляделась. Вроде бы, никого нет.
В течение часа навела порядок, быстро разложив свой минимализм по местам. Новоселье отпраздновала одна, написав себе в подарок стихотворение «Братья-гномы».
С настольной лампой я шатаюсь по Москве.
Мой переезд порядком затянулся.
Опять на улице – не по своей вине.
Ну, хоть бы кто за окнами проснулся!
Топчусь, как гном, на первом этаже,
Возьму – и постучу вот в эти двери:
Там, может быть, мой пятый сон уже
Скучает в приготовленной постели,
А чай заварен по рецепту моему,
И братья-гномы меду притащили
И затаились – как я все приму?
С