парламенте, несмотря на то, что его рассказ пронизан довольно жёсткой самоиронией («После первой четверти часа я перестал шептать, и меня можно было услышать»[102]). Через несколько строчек он впервые называет себя «Его превосходительством губернатором Твеном» (His Excellency Governor Twain).
Тон повествователя из репортажа в репортаж становится всё задиристее, если не сказать, что переходит в самоуверенность и «хулиганство». Если в первых семи репортажах Марк Твен последовательно перечисляет все этапы принятия законов, не упуская и скучную статистику о результатах голосования, то 9 февраля он пишет в первом же предложении нового отчёта: «Я вижу, вы хотите знать «да» и «нет» по всем важным вопросам. Давно я получил «кипу» результатов и подготовился к тому, чтобы сообщить людям о конечном решении собрания по поводу различных представленных законопроектов. Но я устал. Я нашёл Палату слишком единодушной; они всегда голосуют «за», и я обнаружил, что перечень несогласных был бесполезным препятствием для голосования»[103]. Как видим, о строгости жанра здесь говорить не приходится. Для автора репортажа в классическом его понимании, главная цель – не упустить подробности и максимально точно передать атмосферу события. Но Марк Твен идёт по пути бурлеска, то есть изначально меняет направление информационного дискурса в сторону большей эмоциональности и гротескной образности. Л. Берков утверждал, что Сэмюэл Клеменс «находил мишени для бурлеска и социальной сатиры, в то время как освещал деятельность Законодательного Собрания»[104]. Сатирой можно назвать колкие замечания в адрес чиновников: «Когда законопроект проходит финальную стадию, и член Палаты слышит, как произносят его имя, он вскакивает с вопросом “Что происходит?”. Спикер отвечает ради информации: “Третье чтение законопроекта, сэр”. Парламентарий говорит: “О! Ладно, я голосую «за»” и тут же опять впадает в апатию»[105].
Если в первых нескольких репортажах оценки автора ещё в подтексте, то ближе к концу серии отчётов комментарии Марка Твена становятся недвусмысленными: «<…> До того как я сумел уловить его посыл, он пал жертвой регулярной болезни парламента – растерял свои мозги и превратился в улыбающегося, общительного, сентиментального идиота»[106].
Важно, что, выставляя в смешном свете депутатов, автор в то же время своеобразно «развлекался». Нередко объектом насмешки становился… он сам. Этот приём саморазоблачения станет отличительной чертой стиля Марка Твена и в последующем творчестве. Перевоплощаясь в наглого репортёра, автор добавлял репортажам своеобразного шарма, намекая, стоит ли воспринимать всерьёз всё написанное в них. Сначала он откровенно заявляет: «Я не считаю себя ответственным за ошибки, сделанные в то время, когда Палата полна красивых женщин, которые постоянно пишут мне нежные записки и ждут на них ответа»[107], а в следующем репортаже поражает откровенностью: «В то время как я вчера некоторое время отсутствовал по важному делу, выпивал