вроде парень, и случай не совсем тот. В лётную школу из шахтёров поступил… Судя по бумагам, месяц назад, во Владимировке, за Волгой, где полк Максюты находился на переформировании, у него возник конфликт с начальником патруля в звании… странно всё же звучит, надо же такое придумать… кандидата на звание НКВД. В результате последний получил телесные повреждения, а Максюта задержан. Впрочем, действия начальника патруля позже были признаны не вполне правомерными, что тот при разбирательстве и признал, тем более и свидетели не побоялись, подтвердили в своих показаниях обстоятельства… Поэтому лётчика Михаила Максюту после недельной отсидки на гауптвахте не под трибунал отправили, а только бессрочно отстранили от полётов и перевели в полк вновь сформированной воздушной армии на должность стрелка вооружения, под его, собственно, лейтенанта Герасимова, наблюдение. Конечно, очень похоже, что за сержанта кто-то ещё кроме его товарищей вступился, иначе не избежал бы военно-полевого суда. А с другой стороны, чтобы вступились – такое тоже заслужить надо… В общем, история тёмная и потому любопытная.
– Хм. Ну, коли осознал, товарищ старший сержант, тогда объясните мне свои действия в отношении начальника патруля. Что произошло – как вы это понимаете?
Михаил посмотрел на лейтенанта недоверчиво. Ну, вроде, впечатления тыловой крысы не производит – лет за сорок, в отцы – не в отцы, всё-таки Михаилу уже двадцать четыре, но… подтянутый, лицо осунувшееся и обветренное… Как понимаете… А что здесь понимать? В боях за Ростов в полку Максюты выбили половину лётного состава и почти всю матчасть. Сам Михаил сбил над Таганрогским заливом «Юнкерс», но пока он давил на гашетки, в хвост его «ишачку» зашёл «Мессер» и длинной очередью разбил стабилизатор и зажёг движок. Пришлось, глотая мерзкую маслянистую копоть, тянуть к берегу и прыгать. Повезло хоть, что ветром не снесло в плавни, из которых хрен бы выбрался… Да, повезло, или… О своей зависимости от каких-то внешних сил комсомольцу Максюте думать не хотелось, несмотря на постоянное ощущение невероятности происходившего. Ну, а потом месяц отступления по выжженным солнцем степям, короткая остановка – как говорил политрук, на родине товарища Будённого в станице Пролетарской – и переправа через Волгу под непрекращающимися бомбёжками. И эта Владимировка – длинная пропыленная деревня, вытянувшаяся вдоль разбитой дороги, шедшей по левому берегу реки Ахтубы. По дороге с фронта тянулись в госпитали унылые обозы с ранеными, а к Сталинграду, от станции только что построенной рокадной железной дороги, пёр непрекращающийся поток новой техники и необстрелянных ещё воинских частей, состоявших по большей части из деревенских пацанов, не нюхавших пороху, но зато упрямо верящих в Победу, пусть и ценою их жизни… За Владимировкой организовали аэродром – говорят, даже не один – на который должны были пригнать из-за Урала новые самолёты, Миг-1, или даже ЛАГГ-3,