был, и в ней они втроем – с мамой и тётей Клавой, до войны и жили.
– Так их же три сестры было? – удивился Николай.
– Люба до войны замуж вышла.
– А… Понятно. Так – и?..
– Да… Ну вот, жили они втроём – в комнате в стиле шалаша – правда с большой печкой, на которой можно спать… Лампочка Ильича на потолочной балке, как у тёти Наташи, если и висела, то светила часа два после захода солнца, а потом гасла в силу дефицита солярки, а так – лампа керосиновая, у которой Шура тетрадки и проверяла, а Клава учебники листала… И скажите теперь, особенно с учётом вашего замечания о том, что жалеть особо нечего ну и так далее… Вы можете представить свою жизнь в таком вот доме, без интернета… и дальше, по нисходящей – без телевизора, без радио, без телефона, газет… Хотя, наверное, при школе или клубе какая-то библиотека была, а у правления – стенд с газетой… Лектор из района раз в месяц приедет, расскажет, что в мире делается, парторг разъяснит – у них же в правлении телефонная связь с районом… Вам легче представить, чем многим прочим согражданам – ваша бабушка, наверное, так же жила и что-то рассказывала. Так представляете, а?
Николай, похоже, был озадачен, пребывал в недоумении, впал в ступор и потому отделался несколькими эмоциональными оценками, приправленными междометиями.
– Эка вы… напористо! Ну… представить-то всё можно… Можно ли выжить, что ли, упав… так сказать… с вершин цивилизации?
– Ну… Упав, или поднявшись… Куда идём – это отдельно.
– Так даже… Вы против прогресса?
Я решил не прикидываться городским сумасшедшим ради минуты славы.
– Боже упаси… Скорее, против прогресса ради прогресса… и любой ценой.
– Ну, слава Богу, – развеселился Николай, – а то я уже подумал, что по ночам вы ломаете ткацкие станки и метаете пращой камни в передатчики на сотовых вышках.
– Не, теперь принято просто в фольгу заворачиваться. Но я – только по пятницам, когда выпью.
Мы неожиданно дружно рассмеялись, сбросив напряжение, которое обычно рождает полемика.
– По половинке?
– Пожалуй…
Я решил, что полемические приёмы в этом общении и вправду – лишнее.
– Я, на самом деле, имел в виду способ их жизни, который совсем не совпадает… с тем… как мы живём. Вот Шура с матерью и сестрой вот так вот жили… На земляном полу, если образно. И односельчане их – так же. И не могли они не ощущать себя частью земли, из которой они выросли, как морковка на их грядке, вишня в их саду или какой-нибудь репейник на обочине. Они – все вместе, народ. Для них, как в эпосе, их земля и вправду матерью была… Мать нормальные люди защищают. А для нас, нынешних, она – что? Место прописки? Территория? Источник ресурсов? Страшновато, если для большинства уже.
Николай помолчал задумчиво, глядя куда-то поверх голов совсем раскрасневшихся