бесстыдства.
У Катерины всегда были гладко зачесанные волосы. Не выбивалось ни прядки. У Эдиты волосы всегда выбивались из прически. Были густыми и тяжёлыми.
Одежда Катерины никогда не имела ни складки, ни пятнышка. Она казалась воплощением строгости. Но почему-то все равно любила и прикрывала свою старшую, неразумную сестру. Будто чувствовала какую-то ответственность за неё.
Эдита посмотрела на Катерину с какой-то тоскливой и горькой улыбкой.
«Вот кто, – печально подумала, – вот кто должен был взять на себя дом. Ни я. Вот кто никогда не подведет.»
– Все же, – мягко спросила Эдита с какой-то нежностью в голосе, – что ты здесь делаешь?
Даже в полумраке комнаты старшая могла увидеть, как щеки младшей залились стыдливым румянцем.
– Я принесла тебе хлеба. Я слышала, что отец наказал тебя.
– Спасибо, Катерина, – погладив прохладную кожу тыльной стороны ладони Катерины, сказала Эдита, – ты так добра к своей упрямой, глупой сестре.
– Я так же пришла из-за этого, – уверенно кивнула младшая, казалось, её идеально ровная спина стала ещё ровнее, а брови насупились в серьезности, – я слышала вашу ссору. Я пришла, чтобы сказать, чтобы ты не сопротивлялась воли отца. Он желает тебе блага.
– Блага? – фыркнула Эдита как-то горько, опустив взгляд в пол. – Но у меня нет любви к этому человеку, чтобы это было во благо.
– Это не имеет значения, сестра, – как-то по-матерински шепнула Катерина. Она положила свою теплую, мозолистую ладонь на щеку Эдиты. Девушка подняла взгляд на младшую с любовью глядя на её мягкую и понимающую улыбку, – я слышала об этом человеке. Он очень уважаем. Он строг, но благочестив. Говорят, что он не пьяница и не жесток. Я уверена, он будет добр к тебе. Он не был замечен ни в тавернах, ни в других злачных местах.
А любовь, что же, если на то будет воля божья, то ты полюбишь его в браке. Если же нет, будь полна уважения к нему и люби своего ребенка от него.
– Катерина, – как-то слезливо вздохнула Эдита, – за что мне даровали столь умную и добрую сестру?
Эдита бросилась в объятия младшей. Спрятала лицо на её плече. Та ласково гладила по спине и волосам, что-то шепча, казалось, напевая колыбельную.
Эдита же спрятала лицо, чтобы не разочаровать сестру. Чтобы та не увидела, что на глазах нет слез умиления и принятия. В Эдите была злоба от осознания несправедливости.
Но она не хотела, чтобы Катерина это видела. Она хотела, чтобы Катерина думала, что её слова сумели достучаться до самого сердца. Что Эдита приняла свою участь.
Но это было не так.
Она лишь приняла, что у неё нет выбора.
Ей нет куда идти, нет у кого просить помощи. Сейчас она собственность отца, а после станет собственностью мужа. А в сердце распуститься цветок горечи от мысли, что её жизнь будет полна нелюбви. А после ребенок от человека за которого она будет вынуждена выйти замуж.
Эдита удивлялась, как это, любить ребенка от мужчины к которому ты не испытываешь ничего помимо презрения?