одноколку, запряженную великолепным ирландским гнедым жеребцом с коротким хвостом и мясистым крупом, пригнал на улицу Сен-Клод кучер, которого дама-благотворительница звала Вебером и с которым мы уже знакомы.
Когда дамы вышли из дома, Вебер держал лошадь под уздцы, успокаивая горячее животное, которое било копытом по твердеющему с приближением ночи снегу.
Завидя дам, Вебер сказал:
– Сутарыня, я хотел сапрячь Сципиона – он сильный и им легко упрафлять, но Сципион фчера фыфихнул ногу, и остался только Пел, но с ним трутно.
– Ах, да вы же знаете, Вебер, – отозвалась старшая из дам, – что для меня это неважно: рука у меня сильная и управлять лошадьми я умею.
– Я снаю, что фы упрафляете хорошо, но тороки очень плохие. Фы куга етете, сутарыня?
В Версаль.
– Сначит, по пульфарам?
– Да нет, Вебер. Сейчас подмораживает, и на бульварах гололедица. Улицами проехать легче благодаря прохожим, которые утаптывают снег. Скорее, Вебер, скорее!
Пока дамы проворно садились в одноколку, Вебер придерживал жеребца, потом бросился назад и крикнул, что он готов.
Старшая из дам обратилась к спутнице:
– Ну и какого вы мнения о графине, Андреа?
С этими словами она опустила поводья, и лошадь, стрелой промчав по улице, завернула за угол.
Именно в этот миг г-жа де Ламотт и открывала окно, чтобы окликнуть дам-благотворительниц.
– Мне кажется, сударыня, – ответила та, которую звали Андреа, – что госпожа де Ламотт бедна и очень несчастна.
– Но она хорошо воспитана, не так ли?
– Ода.
– Что-то ты холодна к ней, Андреа.
– Если уж начистоту, то, по-моему, у нее в лице есть какое-то коварство; мне это не нравится.
– О, я знаю, Андреа, вы очень недоверчивы и, чтобы вам понравиться, нужно обладать сразу всеми добродетелями. А я нахожу, что эта маленькая графиня интересна и проста – как в гордыне, как и в смирении.
– Для нее большая удача, сударыня, что она имела счастье понравиться вашему…
– Берегись! – вскричала дама, бросив коня в сторону и чуть не опрокинув носильщика у угла улицы Сент-Антуан.
– Перегись! – громовым голосом повторил Вебер. И одноколка полетела дальше.
Ее седоки слышали проклятия мужчины, едва выскочившего из-под колес, да несколько сочувственных ему голосов, которые на секунду слились в единый враждебный крик.
Однако благодаря Белу через несколько секунд его хозяйка отдалилась от богохульников на расстояние, отделяющее улицу Святой Екатерины от площади Бодуайе.
Там, как известно, дорога раздваивается, однако ловкая возница решительно свернула в улицу Тиссерандри, многолюдную, узкую и весьма мало аристократичную.
Здесь, несмотря на многочисленные «берегись!» дамы и рев Вебера, постоянно слышались яростные восклицания прохожих:
– А, одноколка? Долой одноколки!
Бел продолжал бежать, а его возница, несмотря на изнеженность детской с виду руки, не снижала скорости и уверенно управляла экипажем