такого не скажешь, не посмеешь. Я же говорю, себе дороже.
Моя мама уехала в Сан-Паулу из Сибири со страшным скандалом и со мной, новорожденным. А папу к тому времени уже давно выставили из СССР как мужчину с неуправляемым бразильским либидо. Ведь его нанимали инженером, а не любовником и тем более не мужем. Зачем он им кровь портил? К чему в снежной Сибири бразильские мулаты?
Но об этом немного позже. Если к слову, конечно, придется.
Я подошел к столику в основном ресторане, за которым сидела в одиночестве сеньора Бестия, потому что увидел, как она поманила меня пальчиком. Я почтительно пригнулся, подставив свое темное мулатское ухо к ее роскошному алому ротику.
– Послушай, Comer es dado, – прошептала она. – Я тут наболтала тебе что-то… Так ты забудь.
– Я ничего уже не помню, сеньора Бестия, – чуть слышно, совершенно искренне ответил я. – У меня плохо и с памятью, и даже со слухом.
– Надеюсь, это не мешает тебе служить здесь?
– Ни в коем случае. Здесь это у всех. В этом смысле обслуживающий персонал – инвалидная команда. Ни слуха, ни зрения, ни памяти. Даже обоняние притуплено.
– Несчастные! – Она совершенно серьезно и даже сочувственно посмотрела на меня, словно мне нельзя было не поверить.
Сеньора Бестия вообще была дамой серьезной и решительной. И, как обнаружилось, доверчивой.
Никогда бы не вспомнил ее пикантную историю, будь она еще жива.
Синьора Мария Бестия
Родилась она очень далеко от Испании. В Китае. Правда, оба родителя были испанцами. Отец – видный дипломат, заметный общественный деятель, неплохой писатель и драматург и вообще большой душка. Мать – наследница княжеского титула, из давным-давно разорившегося аристократического семейства, работала на скромной технической должности в испанском посольстве в Пекине.
Они познакомились еще в Мадриде, на европейской политической конференции. Дипломат был уже женат, но как-то очень неудачно. Это всерьез мешало его карьере, его творчеству писателя и вообще было отвратительно его нраву. А нрав у него был шумный, общественный, заметный. Его же первая жена была, по-моему, просто тихо помешанной дурой. Очень была ревнивая и в то же время холодная дамочка, дочь крупного промышленника из Барселоны. Ее все запомнили как серое существо с крепко поджатыми бледными губами и с блуждающим взглядом. Плоскогрудая, беззадая, но фантастически богатая наследница. Это и сгубило первую половину жизни шумного и любвеобильного дипломата.
Незадолго до китайской командировки будущего отца синьоры Марии его первая жена заболела раком гортани и умерла. Промучилась она, говорят, очень недолго. Все ее богатство досталось неутешному супругу. Детей у них не было.
В Пекин вдовец приехал, разумеется, один, тут же встретил в посольстве и сразу узнал совершенно очаровательную молодую женщину, на которую обратил еще внимание пару лет назад в Мадриде на конференции. Она там что-то за кем-то записывала, успевая одаривать его, тогда еще женатого человека,