переосмысливать свои слова, он опять продолжал, уже надоедая Кате:
– Ее Полиной зовут, она всю жизнь на ферме работала, за животными следила. Она очень их всех любила. – Мужчина до того проникся своим собственным рассказом, который был непонятен девушке, что и сам почти заплакал и в расстроенном виде добавил: – Вы ее не бойтесь! Эй, да! Этакое она скажет что-то обидное или пихнет! Но вы да простите уж ей.
Он почему-то был настолько сам уверен, что девушка испугалась именно его Полиночки, и сам уж путался в своих словах от страха и от некой неловкости, которая была понятна в этот момент ему самому. Старуха же эта начала ходить вокруг лавки и, нагибаясь, что-то подбирать с полу.
– Смотрите, – кивнула девушка ему. – Мужчина, смотрите, она сейчас опять уйдет. Я думаю, вам лучше быть рядом с ней. А что насчет меня, то, пожалуйста, успокойтесь, мне просто плохой сон приснился. Да и поздно уже, мне пора идти.
– Ну ради бога, воля ваша, вы уж извините. Поля! Полиночка! Ну идемте! Ну сюда, Поля, да стойте! – И он побежал за нею.
От его разговора у нее начала болеть голова, хоть особо он и не сказал многого, но что-то отвратительное и назойливое она в нем разглядела, да и потом она уж и совсем не обратила внимания на часы, в совокупности это придало еще более усиленное раздражение, отчего и головная боль была столь заметна. Было уже поздно. «Как так? Весь день я была в этом парке, что ли?» – задалась она резко вопросом.
– Что со мной происходит?! Как же я ненавижу все это! Все это должно закончиться! – опять на выдохе со злобой произнесла она эти слова. – Я так больше не могу! Еще один скандал с этой ненормальной, и… я… – Она задумалась на минуту. – Хотя бы потому что я не учусь и который день ничего не ем… – Ее взгляд стал потерянным, и она молча пошла вперед.
Ненормальной она называла свою мать. Они обе и правда часто ругались. Детство она почти не помнила. Кроме того, она не могла вспомнить свой дом и своего отца.
Обычно все дети уже к пяти годам ведут осознанную жизнь, и что-то яркое и необычное они запоминают. Но Катя не то чтобы не помнила себя в пять лет, а даже и в десять, и в двенадцать ничего не припоминала. Все это было немного загадочно для нее. Единственное, она помнила свое детство в России, пробыла она там четыре года и переехала сюда.
Она иногда задумывалась, почему она не может ничего вспомнить, что происходило до этого, но чем больше она погружалась в эти мысли, тем сильнее чувствовала отягощение, тем яростней засыпала она в раздумьях, так как девушка задумывалась об этом, лишь лежа на старой постели. Но не отказывала себе в таких мыслях, так как это помогало уснуть.
– Надо идти! – решительно она отрезала себе. – Надо идти домой, – прибавила.
Как же сильно ей не хотелось идти в этот вечер! Она почти решилась остаться в парке и ночевать на этой же скамейке. Но вдруг, как по своей обыденности для здешних мест, ударил гром. И уже