но все же попытался еще сопротивляться:
– Не понимаю, это все же розыгрыш? Мне что, уже к психиатру пора?
– Если приказа не исполните, тогда действительно в психушку загремите, гм… в лучшем случае. И вообще нам пора заканчивать разговор, – и мадам Редозуб перешла на еле слышный шепот. – Если откажетесь, запомните, вас самого тут же уберут – моргнуть не успеете…
Эту ночь Игорь Иванович провел без сна, сидя на полу в пустой квартире на Преображенке, оставленной ему актрисой. Холодея от страха, думал, как будет опускать сей жуткий шарик в митин бокал.
Вскоре он зашел в кабинет ученого секретаря, озабоченно кричавшего что-то по телефону. Когда Голосков положил трубку, Антонов бодро предложил:
– Слушай, Мить, зайдем сегодня в «стекляшку», – шеф тему докторской моей одобрил наконец!
– Поздравляю, Игорек! Это дело надо отметить, ясно, но… сегодня жена за мной заехать обещала, не получится, – вздохнул он, извиняясь. Однако заметив погрустневший взор приятеля, засомневался:
– А знаешь, может мы здесь… того, сегодня директора нет, посидим с тобой, а? Мой «зам» враз за вином сгоняет?
Повеселевший Антонов тут же категорично заявил:
– Перестань, грех – эксплуатировать подчиненных. По такому случаю я и сам сбегаю, жди – я мигом!
И через полчаса приятели, закрывшись в митином кабинете, распечатали бутылку «Каберне». Отвечая на бесконечные звонки, Голосков по старой своей привычке то и дело отворачивался при разговорах к окну. Так что Игорю Ивановичу не составило особых усилий незаметно вынуть из кармана заготовленный коварный шарик и бросить его в стакан Мити. Потом Игорь несколько недель подряд в страхе названивал приятелю, но тот лишь однажды обмолвился, что на ногах перенес грипп, а теперь, мол, осложнение какое-то – слабость, силы будто убывают. И Антонову показалось, что все вроде обошлось, как Ника и предрекала – вроде не смертельно…
В тот год он впервые заметил Ивлеву, спросил о ней Нилова. Профессор сказал ему, что более талантливой аспирантки у него еще не было. Эти слова учителя укололи честолюбца Антонова до глубины души, в то же время пробудив острый интерес к Маше. Теперь при виде ее Игоря охватывало странно-щемящее чувство – какой-то трепет легкий…
Прошло несколько месяцев. По институту поползли слухи, что ученый секретарь – в академической больнице, говорят, что при смерти. Но узнав об этом, Антонов не пошел к нему – не смог…
А Ника все чаще стала приглашать Игоря на свои вечера и однажды познакомила его с «железной старухой» Зоннэр и генералом Зверогоновым, успевшим прославиться в роли ярого разоблачителя Сталина. Потом его представили гордой Казимире из Литвы: «Об этой Жанне д’Арк весь мир еще услышит», – предрекла мадам Редозуб. С этими страстными «демократами» Антонов сошелся мгновенно, почуяв за их спиной мощную неведомую силу, И с той поры возле него завертелся вдруг бледнолицый аспирант Зверогонова – скромняга Кирюша Рюшенков.
Карьера Игоря как по маслу вошла в совершенно новую колею: