к ней, и вижу, что она колеблется, не зная, верить мне или нет.
Когда я сажусь на свое место, дочь передает мне тарелку и пластиковые приборы. Обычные, металлические, она перестала мне класть после того, как в начале заключения я проткнула вилкой ее руку. Однако и по сей день я считаю, что моей вины в том не было: из-за сильнодействующего успокоительного, которым она меня пичкала, чтобы держать под контролем, у меня начались галлюцинации, и я приняла ее за дикую собаку, пытающуюся перегрызть мне глотку. Пыталась объяснить, но вряд ли она мне поверила.
На ужин сегодня лазанья с двумя чесночными гренками. Хотя пахнет аппетитно, у меня непереносимость глютена, и Нина об этом знает. Если я съем все это, потом мне будет очень плохо. Увы, делать нечего – я слишком голодна, чтобы отказываться.
– Спасибо, – говорю я. – Давно такого не было.
Нина молча кивает, не утруждая себя даже обычными дежурными фразами. И музыку не включает. Ее явно что-то гнетет.
– Как дела в библиотеке?
– Как обычно.
– Были интересные посетители?
– Нет.
– Татуировка у Стива зажила? Как она тебе? Не такая дурацкая, как предыдущая?
– Не знаю. Не просила его показать.
Очевидно, мои расспросы ее раздражают, но поскольку других собеседников у меня не предвидится, продолжаю. Даже вялое общение лучше, чем никакого.
– Сегодня у нас на улице было целое представление. Жаль, ты не видела, – продолжаю я и рассказываю, как судебные приставы выкинули студентов вместе с пожитками из дома покойного мистера Стедмана. – А чего они ожидали? Превратили участок в помойку. Родителям должно быть за них стыдно.
Нина откладывает приборы, встает и подходит ящику, где хранятся старые компакт-диски. Немного покопавшись, находит то, что ей нужно, и включает музыку. Раздается скрежещущий рев гитар и тяжелый грохот барабанов; солист не ведет мелодию, а скорее воет. Шведы из ABBA, хоть и вызывали не самые приятные воспоминания, все равно нравились мне гораздо больше.
– Кто это? – вежливо интересуюсь я.
Она искоса смотрит на меня и возвращается на место.
– «Зе Хантерс».
Я невольно вздыхаю.
– Ты их помнишь?
– Смутно, – вру я.
Интересно, сколько помнит она? Надеюсь, самую малость.
– Мы с Сэффрон ходили на все их концерты.
– Давно от тебя о ней не слышала, – поспешно откликаюсь я, хватаясь за любую возможность, чтобы перевести разговор в безопасное русло. – Как она? Общаетесь?
– Нет. Причем давно.
– Очень жаль. Она была твоей лучшей подругой.
– Ты ее ненавидела.
– Я полагала, что она плохо на тебя влияет. Сбивает с пути.
– Скорее было наоборот. – Нина чуть заметно ухмыляется, словно вспоминая о чем-то.
Я улыбаюсь ей в ответ, делая вид, что все понимаю, хотя это совсем не так. В тот период жизни она не посвящала меня в свои дела, и копаться