с испуганными воплями, высоко вскидывая колени и с невероятной частотой молотя подошвами по воде и отмелям. Остановившись на безопасном расстоянии, они возобновили обстрел грязью, но без особого успеха.
Три беглеца и Глоуэн взобрались на палубу автолета. Выплеснув несколько ведер воды, Глоуэн попытался приглушить навязчивый запах, которым, казалось, пропиталась вся машина, и смыть мусор, оставленный грязешлепами. Вездеход затащили на борт и привязали. «Прощай, Вертес! – пробормотал Глоуэн, глядя на реку. – Мне больше от тебя ничего не нужно». Взявшись за штурвал, он приподнял машину в воздух на несколько метров и полетел вниз по течению.
В сумерках все четверо закусили оставшимися у Глоуэна припасами. Река становилась все шире и незаметно влилась в морскую гладь. Лорка и Синг скрылись за горизонтом – «Скайри» летел над Западным океаном черной тенью под блестками звезд.
Глоуэн обратился к Каткару: «Мне все еще не совсем понятно, почему вас отправили на Шатторак. Надо полагать, вы чем-то досадили Смонни, потому что Титус Помпо как таковой практически ничего не значит».
«Этот вопрос закрыт, – холодно ответил Каткар. – Я больше не желаю его обсуждать».
«Тем не менее, нам всем хотелось бы узнать подоплеку этого дела, а сейчас у вас более чем достаточно времени для того, чтобы посвятить нас во все подробности».
«Как бы то ни было, это мое личное дело», – отозвался Каткар.
«Не думаю, что в сложившихся обстоятельствах вы можете рассчитывать на конфиденциальность, – осторожно заметил Шард. – Всех нас, так или иначе, глубоко задевает происходящее, и у нас есть основания интересоваться тем, что вы могли бы рассказать».
«Должен заметить, что и Глоуэн, и Шард работают в отделе B, – вмешался Чилке, – в связи с чем их желание разобраться в вашей истории нельзя назвать праздным любопытством. Я тоже хотел бы знать, каким образом можно было бы рассчитаться с Симонеттой – и с Намуром, и с Бенджами – со всеми, кому казалось, что меня можно безнаказанно сажать в яму!»
«Меня тоже возмущает такое обращение, – добавил Шард, – хотя я стараюсь сдерживаться. Бессильная ярость ничему не поможет».
«Принимая во внимание все „за“ и „против“, – заключил Глоуэн, – лучше всего было бы, если бы вы рассказали нам то, что знаете».
Каткар упрямо молчал. Глоуэн попробовал разговорить его: «Вы были активистом партии ЖМО в Строме. Как вы познакомились с Симонеттой Клатток – или с мадам Зигони – как бы она себя не называла?»
«В этом нет никакой тайны, – полным достоинства тоном ответил Каткар. – Нашу партию беспокоят условия, сложившиеся в Йиптоне; мы хотим, чтобы Кадуол пробудился от тысячелетнего сна и шагал в ногу с современностью».
«Понятно. И поэтому вы поехали в Йиптон?»
«Само собой. Я хотел убедиться в происходящем собственными глазами».
«Вы поехали в одиночку?»
Каткар снова начал раздражаться: