задач. Даже, если они – эти мелочи и имеют место быть. Построим коммунизм, тогда и с ними разберемся. Поняла?
Григорий остановился напротив женщины.
– Поняла, – протянула та. – Но не очень…
Конюхов не удержался и в который раз махнул на нее рукой.
– Ты зачем людей от государственных задач отвлекаешь? – строго спросил он.
– Я не отвлекаю никого, – успела возразить Федосья, боясь, что ей снова не дадут сказать. – Кого я отвлекаю? Каким местом?
– Вот. Вот об этом я и говорю! – воскликнул конюхов. – Ты донос на Оманова писала? Каким местом своим думала?
Федосья вздрогнула и наморщила лоб, словно пытаясь что-то вспомнить.
– Твоя бумага? – Григорий взял со стола измятый листок и протянул женщине.
Та слегка наклонилась, посмотрела на записку и тут же отпрянула.
– Моя, – тихо выдавила она. – Так он же…
– Негоже, Федосья Петровна, на своих земляков такие бумаги писать. Теперь вместо того, чтобы главные задачи решать и коммунизм строить, с горшками будем разбираться?
– Так я…
– Знаю, знаю, что из лучших побуждений, – Григорий добродушно улыбнулся. – Ты же свои горшки с колхозными перепутала. Гаврила их и разбил по недомыслию. Вернее Катька, когда упала. Катьку в тюрьму хочешь? Дома у тебя должны быть твои горшки и тюрики. Не можешь же ты колхозное и чужое дома хранить? А может ты украла и на Оманова захотела свалить? – Конюхов грозно посмотрел на Пластинину.
Федоська все поняла. Женщина она была покладистая и сообразительная, а потому сказанное Конюховым истолковала правильно.
– И что теперь? – испуганно спросила она.
– А что теперь? – переспросил Григорий. – А ничего. Садись на мое место и объяснительную записку пиши. И можешь быть, так сказать, свободна. Партия и милиция в нашей стране заблудшие души не карает, а помогает занять правильную позицию, – он взял со стола небольшой листок чистой бумаги протянул Федосье.
– А чего писать-то?
– Так и пиши, что после того как написала донесение, обнаружила, что все разбитое имущество принадлежит тебе, а не колхозу и Гавриле, то есть товарищу Оманову. Потому извиняешься за свою глупость.
Когда вечером пришел Гаврила, Григорий взял со стола листок бумаги и протянул ему.
– Можешь порвать сам, – спокойно проговорил он и вопросительно посмотрел на Гаврилу.
– У Коромысла ребятишки Ивана Ларионова нашли, – ответил тот, прочитав написанное Федоськой, и порвал листок. – Они по тропе ходили с утра, малость окружнулись29 и к Бакинской дороге вышли. Младший Витька упал и руку порезал. Так и обнаружился ножик-то.
Гаврила намеренно сказал, как было дело. Все равно Конюхов рано или поздно о пацанах узнал бы. А те вспомнят о встрече с ним. А теперь пусть рассказывают – все равно кроме ножа ничего не видели.
Часть