площадь нам оставили? – зло ощерился бывший ответственный квартиросъемщик, подергав массивный навесной замок на двери в комнату.
– Так это ж не мы, – уже угодливо стала оправдываться вспотевшая от переживания толстуха, – это ж власти так выделили. На какую комнату кому ордер дали – в ту мы и вселились. Все по закону. Да и двое-то всего ваших здесь осталось: жена да сын. У других-то семьи больше количеством.
– По закону будет скоро: все к едреням из моей квартиры! А пока, что ж, потерплю. Я пока на зоне чалился – дольше справедливости ждал. Как видишь – дождался. Ладно, замок ломать не буду. Покажи: где на кухне наш шкафчик или что там у нас осталось? Я голодный.
– А нету на кухне ваших продуктов, товарищ профессор. Нету. Супруга ваша все в комнате держит. Не доверяет нам.
– И правильно делает. Я бы тебе не только свою пайку не доверил, но даже дерьмо. А скажи, почему на тебе шаль Тамары?
– Так, продала она мне ее. По согласию все у нас было. Вы чего плохого-то не думайте.
– Ладно. Тамара придет – спрошу.
– А вы покушать с дороги не желаете? Поди, проголодались. Я и кашей могу угостить, и хлеба дам, и чаю налью.
– Не надо. От тебя мне ничего не надо. Я чемодан оставлю и пойду по делам. Потом вернусь. Когда обычно Тамара с работы приходит?
– Обычно не раньше шести.
Платон Ильич умылся с дороги; побрился и в той же лагерной телогрейке, потрепанной шапке на рыбьем меху и разношенных валенках, подшитых автомобильной резиной, вышел из дома. Сперва он посетил паспортный стол, где, отстояв большую очередь, отдал на получение паспорта и прописки документы; потом отправился к себе в институт. Не с начальством и коллегами увидеться (не в таком же виде, успеется), а в студенческой столовой пообедать. Никого из знакомых не встретив, он плотно покушал, по устоявшейся лагерной привычке смахнул со стола хлебные крошки в ладонь и отправил в рот. Крошки были не только его, но остались еще и от предыдущих не таких бережливых к хлебу, как он, едоков. Молоденькие девчушки-студенточки за соседним столиком брезгливо переглянулись.
– Что, красавицы, смотрите так презрительно? – спросил Лебедев у студенточек. – Бывшего зэка никогда за едой не видели? Так смотрите – просвещайтесь.
– Гражданин, – услышал Лебедев за спиной, – эта столовая для студентов, а не для бывших зэков.
Лебедев медленно повернулся: за девушек вступился худенький паренек, их ровесник.
– Вы, молодой человек, в каком именно институте учиться изволите? – с ядовитой вежливостью спросил Лебедев.
– А вам-то какое дело? – вскинулся гонористым петушком паренек.
– Вначале, юноша, потрудитесь ответить на мой вопрос. Или боитесь?
– Я? Боюсь? Чего?
– Не знаю чего. Но мне сдается, вы боитесь обнародовать свою институтскую принадлежность.
– Механико-машиностроительный, ХММИ.
– А на какой кафедре?
– Литейного дела.
– Значит, на первом курсе, – утвердительно