Петр, – как бы самим, до смерти, не укататься.
– Это да, харчи жиденькие, не борщ с бараниной, на таком и лежа в тепле, долго не протянешь, думать надо, иначе кранты. – Ну, ты мыслитель еще тот, тебе тут что, колхоз «Десять лет без урожая» или артель «За индустрию»? Думать он будет…, пинка под зад, в лучшем случае, и все думки псу под хвост. Станешь, как лошадь загнанная, тачанку гонять, пока не околеешь, – распалялся Петр, а сам подумал, – этот Никита в прежней жизни, всегда мог неплохо устроиться, но, чтобы здесь, а чем черт не шутит.
Потянулись однообразные, нескончаемые, каторжные дни, безжалостно отбирающие силы у обитателей лагеря. Сочетание скудного рациона питания и непосильного труда на руднике по тринадцать часов, не могло не отражаться на состоянии пленных. По утрам, бывало, то один, а то и несколько человек из барака, оказывались мертвыми, или, не находили в себе сил, чтобы подняться. Таких несчастных, стаскивала с нар охрана, и они больше не возвращались. Мертвых же, по заведенному порядку, обязаны были выносить из барака их соседи. Иногда, перед утренним построением, тут же, неподалеку, рядком укладывалось до десятка тел. Не лучше обстояло дело на руднике. Стоило, какому-нибудь горемыке, приостановиться, чтобы слегка отдышаться, как он тут же слышал грозный окрик, в лучшем случае, или же получал удар стволом винтовки, а иногда и плеткой, если ему не везло, когда охрана была рядом. В таких случаях пленный, как правило, погибал. Если после удара падал на землю, и у него не хватало сил сразу же встать, его тут же убивали. Некоторые, окончательно отчаявшиеся храбрецы, дабы прекратить мучения, пытались имитировать побег, успешный побег был не возможен, и это все понимали. Выловив, незадачливых беглецов с помощью овчарок, их показательно избивали, и только после этого пристреливали. Другие арестанты, заканчивали свои жизни, набрасываясь на ненавистных охранников, почти мгновенно получая, такую желаемую и выстраданную пулю.
– Вот сейчас отмучается бедняга, – подумалось Петру, когда увидел, как впереди него, метрах в двадцати, пленный, отбросив тачанку в сторону, и выхватив из нее, довольно увесистый булыжник, метнулся в сторону проходящего мимо охранника. Прозвучало несколько выстрелов. Но прежде чем упасть, нападавший успел запустить камень, и попасть в голову замешкавшемуся охраннику. Тот, слегка присел, попятился назад, и, оступившись, опрокинулся навзничь. К нему уже спешили еще двое, неизвестно где отыскавшие на это силы, арестантов. Петр отбросил тачанку, мгновенно решив, – вот он, случай, – но, потеряв равновесие, впопыхах не поняв от чего, упал на камни.
– Лежи придурок, – шепотом, орал на него, Никита, только что, едва волочившийся следом, – убьют же, за не понюшку табака.
– Да японца в кружку, нахрена ты подлез, – почти рычал Петр, – ну шлепнули бы, и все, понимаешь, все; свобода, равенство и братство, и вечный покой, – хрипел он сквозь слезы. Но, за плотной канонадой, вин�