особо не реагировал на произошедшие вокруг меня перемены, с любопытством наблюдая, как трое мужиков – тех самых, уже знакомых мне, – таскали мебель в третий подъезд, потом в первый и в наш. Шкафы, кровати, диваны, тумбочки, столы, стулья, ковры, дорожки, зеркала – все перетаскиваемые предметы казались мне шикарными по сравнению с нашей старенькой мебелью. Я был поражён: как же люди хорошо живут!
Новые товарищи
Мебель перетаскана, машины уехали. Ничего интересного больше не происходило, и время потянулось медленней. Заскучав, я собрался было уже вставать и идти домой, как вдруг ко мне подошли двое ребят примерно моего возраста.
– Привет, – сказал один из них – маленький, худой, нескладный подросток со смешным скуластым лицом и головой, украшенной шапкой из спутанных светло-русых кудрей. Прикид его выглядел также нелепо: старая школьная форма – коротковатые брюки, протёртые на коленках, и куртка с отпоротыми рукавами.
– Ты чё, новенький? Здесь живешь? – ломающимся, с хрипотцой голосом спросил он, и глаза его, словно чертенята, лукаво блеснули.
– Да, мы только неделю назад приехали, – промямлил я, испугавшись чего-то, и нервно поправил очки, постоянно сползающие с носа.
– А чего не выходил на улицу? Боялся. чё ли? – вступил в разговор второй – высокий, упитанный крепыш с жёстким, тёмным ёжиком волос на голове.
Одет он был куда лучше первого. Почти новый костюм «Адидас», гармонично дополненный белыми, ещё не запачканными кроссовками выдавали в нём мальчика из обеспеченной семьи.
– Нет, не боялся – просто помогал отцу по дому, – тихо проговорил я, подтягивая кверху и без того короткие, замызганные серые штаны
Худой вдруг зашёлся резким, дребезжащим неприятным смехом:
– Гха, га, гха-гха… Помогал по дому, а чё мать-то делала? Спала?! – неожиданно оборвав смех, спросил он.
От таких обидных для меня, росшего без матери, слов по спине прошли мурашки. Я напрягся и, едва сдерживая гнев и злость, как можно спокойнее ответил:
– Нет у нас матери. Она умерла. Вдвоём мы с отцом, – и в конце последней фразы всё же не сдержался: две крупные слезинки вырвались из моих глаз и предательски демонстративно покатились по щекам.
– Чё ты нюни распустил? Сопляк! – пристал опять худой. – Ещё пожалуйся!
– Заткнись, Сен, – проговорил «ёжик», – а то в ухо схлопочешь.
– Слышь-ка, – обратился он ко мне, – меня Боряном зовут, а этот – Сен, Саня. Ты, брат, не обижайся: у него отца нет. Нет, он не умер, просто бросил, ушёл. Ты, это смотри: кто обижать будет – подходи. Мы тут завсегда рядом, вон в соседнем доме живём.
– Ладно, мир. Не сердись, старик, – примирительно сказал Сен и, словно опомнившись, поинтересовался: – Тебя как кличут?
– Андреем, – почти беззвучно ответил я.
– Не боись, Андрюха, с нами не пропадёшь, – бойко прозвучал мне в ответ Санькин голос.
…И они ушли в сторону