как агента ассимиляции»[138]). С другой – имело место непонимание властями важности и первостепенности решения национальных задач, в том числе и для сохранения империи, а также их невнимание к проблеме русского национального единства. Представители властных кругов в основной своей массе с большим трудом расставались с сословно-имперским мышлением. Они пока еще приучались мыслить национальными категориями, использовать национальный фактор и превращать его в мощное средство защиты государственности или же только начинали приходить к осознанию неизбежности действовать в этом ключе. По мнению ряда исследователей (например, американца Марка фон Хагена), русский национализм был проблемой для бюрократов, усматривавших в нем «вызов династическому принципу космополитического государства», коим является любая империя, в том числе Российская. И поэтому бюрократия «последовательно игнорировала этнические категории в своих официальных документах»[139].
Немного отступая от хода изложения, следует отметить, что для российской, а затем и союзной советской (как ее ипостаси) политической элиты национальный фактор как фактор наступательный, преобразовательный и одновременно обороняющий национальное и государственное единство страны так и не стал приоритетным. Важность его была осознана большевиками, но произошло это вследствие иных причин и к интересам собственно России и русских имело весьма отдаленное отношение.
Сословный, династический, социально-экономический, даже классовый принципы самоидентификации для дореволюционных правящих кругов России оставались преимущественными. Митрополит Евлогий (Георгиевский), который в начале XX в. был на епископском служении в Холмщине, боролся против полонизации местного населения и много делал для ее возрождения как «русской» земли, приводил слова одного русского помещика, утверждавшего, что польский помещик ему ближе, чем малорусский крестьянин[140]. Справедливости ради надо сказать, что польский помещик русского коллегу «своим» никогда не считал, в основу своего сознания полагая национальный, а не социальный признак.
Здесь кроется еще одна причина неудачи общерусского проекта, возможно не менее важная, чем указанное А. И. Миллером социально-экономическое отставание или инертность властей. Дело в позиции широких и весьма влиятельных слоев российской интеллигенции, проникнутой либерально-демократическим духом, который нередко отдавал «смердяковщиной». Эти слои общества сознательно или неосознанно способствовали взращиванию украинского сепаратизма. Живя в атмосфере оппозиции, ерничанья и вечного недовольства, веруя в европейские социальные и политические идеалы как в высшее откровение и к тому же будучи в своей массе людьми либо неглубокими, либо незадумывающимися, они сочувствовали украинскому движению (как и всякому другому движению или течению, подрывающему устои), относили его к «освободительным» и «угнетаемым»