кажется, в нем – ключ к твоим поискам. Этот человек знал тебя прежде. И Элею знал. Не спрашивай меня, почему я так решила. Объяснить не смогу. Просто чувствую.
Шут прикрыл глаза. Сверкающий город внезапно поблек, хотя на небе не было ни облака. Темень заполнила самую Шутову душу, когда он вновь вспомнил о ребенке, клятых колдунах, которые его забрали, и беспросветном пути, что лежал впереди.
– Пат…
– А?.. – Он вернулся в реальность. Тряхнул головой… – Нет, все в порядке. Все в порядке.
– Патрик, не позволяй этому владеть тобой! – Ваэлья схватила его за плечи и тряхнула со всей силы, у Шута аж голова дернулась. – Не смей! Мне теперь что же, еще и тебя учить самообладанию?
Шут виновато улыбнулся.
– А кого еще вы учили? Элею?
– Элею. Пат, не заговаривай мне зубы. Я ведь серьезно. Прекрати думать о плохом. Это опасно, ты как маг должен и сам понимать.
– Да какой я маг… – Шут вздохнул, криво усмехнувшись. – Летом – да, я чувствовал в себе Силу. Это было удивительно. Мне казалось, я стал… легче света. Казалось, мог все, чего пожелал бы. Но я желал лишь одного – сделать Руальда прежним. И сейчас мне кажется, вся моя Сила ушла в это намерение. И покинула меня, когда чары были разрушены.
– Дурень, – наставница закатила глаза, – твоя сила никуда не делась! Ты даже не отделен от ее источника, как это было раньше. У тебя всего лишь не хватает сил обычных, телесных. Без них невозможно почувствовать что-либо! Ты сначала ходить толком научись, чашку в руках держать, чтоб не дрожала.
Шут еще ниже опустил голову и почувствовал вдруг, что действительно еще невыносимо слаб. Он прислонился затылком к мягкой стенке экипажа и прикрыл глаза.
– Вот видишь, – издалека донесся до него голос Ваэльи, – уже хватило тебе… Пер, поворачивай домой.
4
На следующий день Шут доплелся до кухни и стащил у Ваэльиной стряпухи три луковицы. Вернувшись к себе в комнату, он долго глядел на них, перекладывал из одной руки в другую.
Навряд ли еще когда-нибудь ему придется снова быть придворным шутом, но жонглирование давно уже стало неотъемлемой частью его жизни – подобно молитве или пристрастию курить трубку для других людей. Шут не мыслил себя без этого.
Он вспомнил, как бесконечно давно большие грубые пальцы Виртуоза придерживали его маленькие неумелые ладони, направляли, ловя ими крепкий кожаный мячик. Сначала один. Потом два. Три… Шут не сразу научился. Набитые зерном мешочки размером с крупную сливу постоянно летели не туда и падали в разные стороны. Но главное было понять принцип, остальное пришло со временем. С четырьмя предметами оказалось сложнее, но он освоил и этот трюк. А вот пять… ему понадобился почти год, чтобы овладеть пятью мячами, не говоря уже о булавах или вовсе каких-нибудь кружках и кувшинах.
Шут подбросил луковицу, пытаясь определить, насколько руки послушны ему. Увы, луковица полетела криво, как будто он снова только учился. Что ж, за первой попыткой всегда следует