и золотые шарики, и алмазные.
– Кстати, об алмазах. Хотите, назову имена людей, которые заменяли бриллианты в царских регалиях на копии.
– На фальшивые?
– Нет, на точно такие же, но копии.
– Для чего?
– Как для чего? Там, в швейцарских банках, будут настоящие, а здесь – подменные, да только они не знают о том, что уже в третий раз происходит подмена. Камня на камне от регалий не осталось.
– Имена!
– Опасаюсь.
– Чего еще может опасаться приговоренный к расстрелу?
– Опасаюсь за вас, господин следователь.
– Гражданин.
– Пусть будет по-вашему. Вот вы думаете, почему следователь, который вел мое дело, расстрелян? Сведения, которые я ему сообщил, оказались о-пас-ны-ми. Понимаете?
– Ох, фон Эссен, во всем-то вы признаетесь, и все вроде сходится, а поверить тебе не могу. Назовешь адреса и фамилии сообщников, вот тогда и поверю.
– Так они законспирированы, ну вот как ваша Негода, к примеру, хотя она вовсе не враг.
– О ней особый разговор, а кто еще?
– Ко мне подходят в ресторане, обычно. На мне должен быть костюм из немецкого габардина в полоску. На столе две бутылки коньяка и тарелка с красной икрой для пароля…
– Врагам народа коньяк не положен.
– Не доверяете? Я ведь к вам добровольно явился.
– Ничего себе добровольно! Ты был арестован на вокзале, мерзавец! Драпать куда-то собрался.
– Во-первых, я не уезжал, а приехал, а во-вторых, считайте, что сдался, потому как прекратил борьбу, ослабил волю и ждал только, когда заберут.
– Что же сам не явился с повинной?
– Остаточный гипноз.
– Вот мерзавец, на все у него есть ответ.
– Стало быть, вы мне не верите?
– Эх, фон Эссен, сидишь ты здесь передо мной: тихенький, ласковый, велеречивый, а сам двух следователей уже до расстрела довел.
– Вроде бы одного, а кто второй?
– Про Непогоду, тьфу, Негоду, забыл? Ежели все подтвердится – расстрел!
– А вы не докладывайте. Коллеги ведь все же.
– Ах ты, гад ползучий! Я не доложу, а ты тут как тут: прослушайте, мол, пленочку, сравните с протоколом. Вредный ты человек, Непогодин. Я б тебя шлепнул, да начальство пока не велит. Допрашивай, говорят, пока не иссякнет его красноречие, авось проговорится.
– Тогда мы с вами будем беседовать до скончания века сего, ибо я – Вечный Жид. Может быть.
– А! Космополит проклятый?!
– Скорее, – проклятый.
Мастер-мудрец-и-Маргарита
Тридцать первого апреля 1935 года в американском посольстве состоялась презентация рукописи Герберта Аврилакского, любезно предоставленной советским правительством послу Уильяму Буллиту в дар президенту Рузвельту. В числе приглашенных был Михаил Афанасьевич Булгаков, о чем свидетельствовала его подпись в книге посетителей. «Прочтение, почтение и предпочтение» – таков был девиз приема…
– Говорят,