лагерь ученых тоже был расположен на территории реликтового леса; когда его строили, вырубили только несколько кустарников, которые действительно мешали, бережно сохраняя все остальное. Недаром организацией станции ведали биологи, то и дело заглядывавшие в Красную книгу. Поэтому кухня и хозяйственные постройки прятались в зарослях айленда высочайшего – тропического дерева, добровольного иммигранта из Юго-Восточной Азии, который прекрасно здесь прижился и вымерзал только в самые жестокие морозы. Тропинки, соединявшие между собой домики, петляли между росшими сплошной стеной кустами держидерева и огибали куртины чуть менее колючей иглицы2, так что ходить по лагерю в темноте без фонаря было смертельным номером.
Вся жизнь биостанции сосредоточивалась в центре, рядом с бассейнами с морской водой, в которых содержались животные; впрочем, ради них это все и затевалось, именно вокруг них непрерывно хлопотали сотрудники, сновавшие туда-сюда с ведрами, полными рыбы. Тут же стоял стол для пинг-понга, за которым, когда спадала жара, сражались любители этой игры. Рядом с бассейнами были построены лаборатории – домики с огромными, чуть ли не во всю стену, окнами, весьма походившие на застекленные сарайчики; они были так перегружены различными приборами, что человеку непосвященному было трудно выбрать место, куда поставить ногу. Каждая из них имела свое название: Гнездо, КПЗ, Пентагон и далее в таком роде. Тут царствовали физиологи, и хотя все они были милейшими людьми, все же я старалась держаться подальше от лабораторий – моему сердцу намного ближе поведенческие эксперименты на животных.
Надо сказать, что биологи в большинстве своем по-настоящему любят животных – даже если им и приходится по долгу службы вживлять в них электроды или радиомаячки. Среди всех сотрудников дельфинария только один человек по фамилии Макин был исключением – злобный, нетерпимый, он одинаково готов был издеваться как над животными, так и над людьми. По-моему, он был даже не совсем нормален, как мягко выразилась Вика – "невротичен". Однажды, когда ему требовалась для его экспериментов абсолютная тишина, он гонялся с булыжниками за собаками, за коровами, за людьми и даже… за цикадами! Но и отношение к нему в дельфинарии было соответствующее. Как-то в самую жару, когда он шел пешком по дороге из Абрау, его обогнала станционная машина; его, разумеется, узнали, но взять не захотели, он так и топал своими ногами весь неближний путь. В другой раз кто-то из молодежи соорудил чучело, нарядил куклу в его собственные вещи и посадил у бассейнов… Нет, не любили Макина на биостанции, и все были очень рады, что в этом сезоне его здесь не было.
Чуть выше бассейнов находилось второе важнейшее после бассейнов заведение (а может быть, по значению и первое) – деревянная кухня с пристроенной к ней кладовкой, где господствовали поварихи и хозлаборант Елена Аркадьевна, женщина крупная, но несмотря на полноту, вечно всем недовольная и придирчивая. Возле кухни прямо на свежем воздухе располагалась