дельфинов, вечером решал текущие вопросы на "Дельфиньем озере" и там же оставался на ужин, который, естественно, по случаю визита начальства не обходился без горячительного – и по этой части Тахир тоже никак не отставал. А если учесть, что совсем рядом с базой и озером находились виноградники Абрау-Дюрсо, а на озере всегда было полно водолазных работ, и тренеры, которые одновременно были и подводниками, все время вынуждены были отогреваться чистейшим медицинским спиртом, то понятно, что биостанцию никак нельзя было назвать заповедником трезвости; впрочем, с утра там никто пьяным не шатался, да и по вечерам это случалось крайне редко.
При всем при этом Тахир умудрился остаться нормальным человеком, безо всяких закидонов, с которым приятно было общаться; он находил одинаково легко общий язык и с академиками, и с лаборантами, и с рабочими из местных, и все его уважали – и немного побаивались (больше всего его, естественно, боялись бездельники). К тому же у Тахира была одна особенность: казалось, что он обладает способностью раздваиваться и даже растраиваться – с такой скоростью он передвигался: сегодня он в Москве, завтра на биостанции, послезавтра в Геленджике или на Командорах, а еще через день – вообще где-нибудь в Италии. В Ашуко он приезжал часто, но редко задерживался здесь надолго, и этих его визитов ожидали с нетерпением – и некоторыми опасениями. У него были свои принципы; например, он не терпел присутствия на территории лагеря детей и домашних животных, и перед его приездом сотрудники старались прятать и тех, и других.
Кстати говоря, организация "Дельфиньего озера" была исключительно его заслугой – только его бешеная и притом целеустремленная активность могла сломать стену бюрократических препон на всех уровнях – не так-то просто было добиться сначала разрешения на открытие сугубо зрелищного заведения в академической научной структуре, а уж потом его построить.
Один раз я совершенно случайно имела возможность наблюдать, каким образом возводился дельфинарий для зрителей. Тогда будущее "Дельфинье озеро" было просто лагуной, отделенной от моря узким перешейком, и только-только начинались работы по его оборудованию; в вольерах содержалось лишь несколько морских котиков, и при них в армейской палатке жил Сергей Чернецов. Я сидела в его палатке и что-то зашивала, как вдруг услышала… чистейший мат! Крайне удивленная, я выглянула наружу, и примерно метрах в трехстах от себя – звуки на побережье разносятся далеко – увидела торжественную процессию – с базы на озеро тянули кабель. Каким образом они умудрились выстроиться строго по рангу – не знаю, но это факт: впереди вышагивал начальник экспедиции Максим, за ним гуськом шли ученые: сначала единственный на биостанции доктор наук Лапин, затем два старших научных сотрудника – один из них мой приятель Феликс – потом младшие научные сотрудники вперемешку с аспирантами и стажерами, и замыкали шествие лаборанты и сезонные рабочие. Естественно, основная тяжесть ложилась