Господи! Сегодня я увидела его… весь. И пришла во сне ко мне Дева Мария. Она смотрела на меня, и слёзы капали из её глаз.
Императрица замолчала. Гермоген молчал тоже, он не знал, что ему сейчас говорить, предпочитая слушать.
– Я видела смерть своих детей и внуков. Страшную мучительную смерть! Всё моё потомство погибнет! Всё! Вместе с империей. «За что это нам?» – спросила я небеса. И нам, Романовым, и стране нашей. Русские люди, верноподданные будут убивать их, как скот на бойне. Простые русские люди… – императрица сделала вынужденную паузу, чтобы продышаться, успокаивая изъеденные болезнью легкие. – Они были в необычной отвратительной форме. И в их руках было странное оружие. И на их руках была кровь Романовых. И я спросила уже Деву Марию, Матерь Спасителя нашего: «За что?» Она сказала: «Внуки твои будут предавать друг друга. Господь накажет Романовых за их грехи. За стяжательство. За жадность. За властолюбие. И самым страшным будет грех Иудин». И мы плакали вместе.
– Тебе Матерь Бога нашего, Спасителя Иисуса дала какой-либо знак, дочь моя? – еле сумел выдавить из себя Гермоген.
– Она плакала. И слезы ее были кровавыми… И я плакала. И слезы мои падали на землю русскую, пропитанную моей кровью.
Рука императрицы безвольно упала на постель. Силы быстро покидали нестарую еще женщину. Гермоген понимал, что уйти просто так не сможет. Ему надо было что-то сказать. Он произнёс нечто, что, по его мнению, соответствовало ситуации, стараясь утешить человека, которому остались несколько дней жизни.
– Разве не милостью своею Дева Мария, Матерь Спасителя нашего, Иисуса Христа, освятила тебя во сне твоем? Разве показывает Господь тебе, что случится? Сие лишь то, что может случиться. Всё в руце Божьей… Молиться надо, чтобы миновала семью твою чаша сия…
Женщина перекрестилась, Гермоген поразился: «Откуда у нее только силы взялись?»
– Мне осталось немного, я знаю, что могу умереть со дня на день. Я хочу собрать детей своих и сказать им слово своё. Сказать всем Романовым.
– Благословляю тебя на подвиг сей, дщерь Господа нашего, Мария.
Санкт-Петербург. Зимний дворец. Покои императрицы Марии Александровны. 12 февраля 1880 года
– Мари, дорогая, вы слишком слабы…
Кто бы что ни говорил, при всей своей влюбчивости, необычайной способности увлекаться к императрице, матери своих детей, Александр Николаевич относился с особенной нежностью и предупредительностью. Да, многочисленные роды подорвали телесные силы этой хрупкой особы, которая и в молодости здоровьем не блистала. И в последнее время ситуация в августейшей семье была весьма двойственной: фактически император жил с Долгоруковой, разве что старался, чтобы его женщины не пересекались, хотя их покои были в одном крыльце дворца, любовница – этажом выше. Он ценил императрицу за ее особый такт: за всё время она лишь однажды вмешалась в дела державы, настаивая на освобождении Болгарии и всех православных