страну не оккупирует.
– Разве он это сказал?.. Я слышал, что в В. опять была демонстрация.
– И что? Они у нас постоянно.
– Ну, послушай! Они агрессивные… и невменяемые, что ли, – волнуясь, перебивая ее, заговорил он. – Полиция на их стороне. Все разумные люди… ты разумный человек, Катишь? Ш. ничего не может, понимаешь? Послушай меня! Твое счастье, ты не видела, что творилось у нас. Полиция никого не… Катишь, ты меня слушаешь?
– А что?
– Катишь, пока можно достать билеты, в любое место… как у вас с документами?
– Как вернешься, навести нас.
– Нет, послушай, это срочно…
Осознавая, что он искренне беспокоится за нее, она оттого и хотела поступить наперекор ему. Уезжать ей совсем не хотелось, пусть бы хоть все фашисты страны вышли и требовали отставки правительства. Она даже не заговорила о том с тетей и с упрямством решила, что останется уже потому, что Митя считает катастрофу неизбежной.
Недели через две, правда, она передумала.
Жили они теперь с тетей на втором этаже и в районе, который часто бывал центром уличных схваток. К первым числам весны в их квартире не осталось целого окна; занавески были предусмотрительно сняты – на случай, если прилетит «зажигалка». Ночью за окнами визжали кареты скорой помощи, в кого-то ежечасно стреляли и, говорят, убивали.
Числа 5-го, оголодавших, с головной болью, их нашел Митя. Поняв, что им страшно, он спросил, не нужно ли сходить в магазин вместо них.
– О, это было бы замечательно! – забыв о неприязни к нему, ответила тетя Жаннетт. – Возьмите деньги. Мы боялись выйти… мало ли что еще, понимаете?
Он поторопился уйти, а возвратился спустя час (что обеспокоило их, ибо он обещал дойти лишь до ближайшего магазина, на соседней улице), причем вернулся в порванном плаще и без шляпы.
– Что с вами случилось? – зачем-то спросила его тетя Жаннетт.
Не отвечая, не снимая верхней одежды, он передал пакет Кате, а сам упал в кресло.
– Мы, наверное, хотим уехать, – тихо сказала Катя, присаживаясь на пол близ него.
– О, неужели?.. Вас не убило камнем? И националисты не разорили ваш дом? Счастье-то какое!
– Ну зачем ты издеваешься? Сейчас не время ссориться, ты же понимаешь.
Нехотя он согласился. Жаннетт с облегчением выдохнула. Как бы она ни презирала коммунистов (а Митя по-прежнему был коммунистом), этот человек единственный мог им помочь. Понимая это, и не услышав ее просьбы, Митя сказал, что сам обо всем позаботится и им не нужно будет бегать по вокзалам, выясняя подробности и подвергая свою жизнь опасности.
Провожая его до двери потом, Катя поинтересовалась, как же он останется в В., рискуя быть арестованным или убитым фашистами.
– О, ничего страшного, – наигранно ответил Митя. – Ну, подумаешь. Я не первый и не последний.
– Ну, тебе смешно, – обиженно сказала она. – А мне каково? Почему ты обо мне не думаешь?
– А что я делаю, по-твоему?..
Оба замолчали, злые друг на друга.
– Катишь, моя работа очень неприятна, – после паузы ответил он. – Корреспондент всегда