более глубокий контекст, но это касается скорее всего лишь единичного числа проповедников, считающих себя верными Писанию. Однако утверждение, что такие верующие лишены понимания глубокого смысла и не замечают духовных принципов, символов и аллегорий только потому, что всецело доверяют библейским текстам и их истинности, – такое утверждение лишено всякого основания. Чаще всего это лишь упражнения в риторике для тех, кто не желает признавать истинность Писания и его актуальность.
Конкретность еврейского мышления проявляется прежде всего в соответствующем подходе к таинствам. На сегодняшний день бо́льшая часть христианства утратила этот подход. Горя желанием искоренить злоупотребления и суеверия, люди попали в ловушку рационализма. С огромным скептицизмом они отворачиваются от того, что так очевидно для евреев, – что Бог действует в Своем творении и через него. Противопоставляя себя формализму исторической церкви, движения пробуждения наиболее отчетливо отворачивались от всего, что связано с таинствами. Все это привело к обнищанию, оскудению и полному невежеству относительно того, что было само собой разумеющимся для прежних поколений верующих и для ранней апостольской церкви.
Сам термин «таинство» уже вызывает вопросы. Поэтому важно понять, насколько тесно он связан с библейским и еврейским мышлением. В основе его лежит еврейское понимание завета. В двух словах: Божьи действия по отношению к человеку регулировались заветом между Господом и Его народом. Завет предоставил возможность Богу являть Свое действительное присутствие посреди Его народа и творения. У каждого завета есть физический знак: например, завет с Ноем был запечатлен радугой, а завет с Авраамом и его потомками – обрезанием. Когда Господь являл какое-либо «духовное» действие, в такие моменты Он не был духовнее, чем тогда, когда учреждал подобные знаки, связанные с тварной природой и использующие ее. Тем самым Он показал и то, что высоко ценит Свое творение, и то, что возводит его в ранг места действия, на котором разворачивается история спасения. В этом процессе физический знак служит одновременно и символом, и инструментом.
В контексте такого понимания завета следует трактовать слова Иисуса: «Сия чаша есть Новый Завет в Моей крови, которая за вас проливается» (Лк. 22:20). То же самое конкретное мышление демонстрирует Павел, предупреждая о том, что неправильное употребление вечери может вызвать физические последствия, такие как болезнь и смерть (см. 1 Кор. 11:29, 30). В данном контексте он очень конкретно называет хлеб и вино телом и кровью Христа (см. 1 Кор. 10:16).
Это и есть реализм таинства. Он утверждает, что нечто физическое является одновременно и символом чего-то духовного, и проводником символизируемой духовной реальности.
С символом приходит реальное присутствие отображаемого. Это относится и к утверждению «…слово стало плотью и обитало с нами…» (Ин. 1:14). Интересно, что Иоанн, комментируя это в своем Первом послании, говорит: «О