себе в душе вопрос мать разбойника, когда ее взгляд невольно останавливался на этой Женщине. Что-то тянуло ее к Ней, что-то говорило, что в Ней одной она найдет для себя утешение. С боязнью и покорностью смотрела она Ей в глаза, но чувств этой Женщины не могла понять.
– Что это за Женщина? – спросила она у проходившего мимо воина, но тот ничего не ответил.
– Разве ты, Лия, не знаешь? – сказала одна из поддерживающих ее. Это Мария из Назарета, Мать Иисуса из Галилеи.
И указала на Распятого на среднем кресте.
– Это Мать Его, Мать! – повторила Лия, будто желая убедить себя в истинности этих слов.
Она сразу почувствовала, что один вид этой Женщины, стоящей против нее, производит на нее удивительное впечатление, что страдания, разрывавшие ее грудь, стихают, успокаиваются.
Нет! Разве в самом деле утихли ее страдания, несмотря на то, что там, на кресте, в страшных муках умирает ее сын?.. Нет! Она слышала, как что-то еще рвется у нее в груди, но уже не могла ни рыдать, ни проклинать, ни истерически цепляться за поддерживающих ее. В ней будто что-то оборвалось.
Вдруг она вспомнила, что Распятого посередине она уже видела когда-то. Вспомнила, что она шла за ним вместе с толпой, чтобы посмотреть на этого Пророка, о Котором говорили все в Иудее. Он говорил Своим кротким спокойным голосом, какого она еще никогда не слышала, и говорил такие слова, которые врезались в ее память, хоть она и не вполне понимала их значение.
Между горой Фавор и Генисаретским озером толпа остановилась, устремив на Него свои взоры, а Он смотрел на них, как теперь с креста, и говорил: «Блаженны плачущие, потому что они утешатся; блаженны алчущие и жаждущие правды, потому что они насытятся; блаженны вы, если вас будут гнать и поносить…»
Она невольно подняла глаза на Того, Кто говорил когда-то эти дивные слова, и, может быть, также невольно преклонила колени, но скорее не перед крестом, а перед Матерью, стоявшей у подножия креста, на котором был распят Ее Сын. Перед Матерью, страдающей и спокойной, будто прощающей палачей Своего Сына и благодарящей Бога за Свои страданья, потому что блаженны кроткие, плачущие и те, кого гонят…
Поддерживающие ее девушки в изумлении от перешедшей в ней перемены отпустили ее. Она пробовала встать, но не могла, и на коленях поползла к этой Марии из Назарета и, схватив край Ее плаща, прильнула к нему запекшимися дрожащими губами.
Мария пробудилась от Своей тяжелой думы. Зачем Ее разбудили? Зачем опять прибивают Ее ко кресту, к которому пригвождена была и Она с болью и невыразимыми мучениями, но со взором, устремленным в это свинцовое небо?..
– Мария! Мария! – зазвучал стонущий голос у Ее ног. – И мой сын тоже висит на кресте. Неужели Ты не скажешь мне слова утешения, Ты, Мать Пророка?
Мария из Назарета распростерла Свои руки и возложила их на склоненную перед Ней голову.
– Он учил, сестра, – проговорила Она тихим голосом, – что бремя Его легко, что Отец Небесный окажет справедливость всем, взывающим к Нему днем и ночью,