рукава («чем не штрих к образу оборванки»). В этом капустном обличии моментально ощутился всем телом жар, тугой треух давил и колол лоб.
– Эстетически – и только, – кивнул Мирек, подмигивая. – Не хочу я панночкиных слёз.
Кто-кто, а он уж точно гармонично смотрелся в крестьянской одёже – грубо слепленный, взлохмаченный, с изломанным в люблинских дворах носом. На себя же Сандра не смогла смотреть без смеха – сытое и умытое лицо, пусть с парой красных прыщиков на подбородке, вечный взгляд интеллигентной гимназистки, черепаховая оправа очков, явно заказная и так претящая обитательнице Галерки. Измазывать щёки печной золой Сандра сразу побрезговала, с очками нехотя рассталась – близорукость её была не так уж и страшна, если что, Женька под руку подхватит, как хмельную. Замотать шарфом лицо, ни по чём не снимать рукавиц – нежно-розовые мягкие ладони, как горящая на воре шапка.
– Господа! Нравлюсь я вам? – вдруг звонко за спиной.
То была Женька, но какая Женька! Сандра аж рукой всплеснула, едва не снеся локтём бурый стакан с засохшими кисточками. От пёстрого платка щёки Женьки казались румянее, глаза же сверкали чудесным белым блеском; под аккуратный полукруг маленького подбородка ложился пышный узел. Поясок с ромбовидным узором обхватывал тулуп, не позволяя сокрыть изящный силуэт. К ногам уходила волнами шерстяная юбка («Впервые наша прогрессивная Женька надела что-то ниже щиколотки!»).
«Как миловидна и невинна она сейчас», – думала Сандра. – «Конечно, не нищенка, да и не крестьянка – зато прелестна, как картинка».
Когда найдётся плёнка, костюм для Женьки соорудят, разумеется, подырявее, для чисто условной упадочнической страдальческости. Пусть её напудрят до белизны, нарисуют драматичные тени, обострят скулы – для синематографа этого более, чем достаточно. Право слово, не превращать же Женьку в тех истощённых, чумазых и завшивленных бродяжек из Вяземской лавры, Песков или всё той же треклятой Галерки. В Вяземской лавре минувшим четвергом, кстати, достали из колодца одну такую, с паперти, – голова отдельно, руки-ноги вывернуты, брюхо вспорото – Сандра как прочла заметку в «Газете-копейке», так вмиг отмела идею променада по сему району. Разумеется, Галерка оплотом безопасности отнюдь не выглядела, но новых диких слухов с неё пока не доносилось, и, более того, с собой взят Квятковский – этот может грамотно в морду дать кому следует.
– Ты, Женька, как с суриковского полотна, – наконец вымолвила Сандра.
– Ладна, – и Мирек потеплел, разгладил свои складки у рта. – Лицо только прикройте, панночка, уж больно вы холёная.
– И прикрою! Платок тёплый, нос не наморожу хоть, – Женька игриво причмокнула. – Ах, видела бы меня Фиса! Но ты её знаешь – ни за какие коврижки в Галерку не поедет!
– Фиса у нас интеллигентнейшая дама и в подобных местах не обретается! – последовала усмешка от Сандры.
А Мирек снова прищурился:
– Но! Уж не та ли это дама, что сидела с вами за столиком в «Собаке»?
– Она.