переживай, котенок, сегодня не придет. В загуле мужик.
Закончив отсыпать круг, Меликки, обхватив с боков зеркало, легко как пушинку перенесла его в зал. Поставила в круг. На черных настенных часах стрелка упала на одиннадцать, когда Меликки спровадила внучку в ванную.
– Давай, котенок, отскреби себя от мирского, телу чистота нужна.
Дальше Катерина помнила, как во сне. Как встала в круг, как колыхались свечи, источая одурманивающий аромат, как бабуля шептала что-то на непонятном языке, как образовалась в зеркале пелена и Катерина, повинуясь голосу Меликки, шагнула в туман за дубовой рамой.
Глава 7. Кирилл
Кирилл спустился в полутемный зал караоке-клуба, поздоровался с девочками хостес, кивнул высокому официанту с выпирающим кадыком и прошел к дальнему столику возле фальшь-окна с красной подсветкой. Народу почти не было. Официант с кадыком отложил бледное полотенце, подхватил меню и кивнул сонному бармену у стойки:
– Семидесятник пришел, плесни ему Гиннесса, как обычно.
Мордатый моргнул, всматриваясь в полутемный зал.
– Рано ему еще Гиннесса, иди спроси, может кофе, а то будешь потом платить.
– Ты рожу его видел? Чувака перекосило с похмелья, глаза пустые. Спорим на сотку, у него руки дрожат и он пива возьмет?
Бармен фыркнул, демонстративно подставил чашку под кофемашину и прислонил палец к кнопке.
– Беги, ставлю две сотки, что возьмет американо без молока.
Кирилл любил это место, считался завсегдатаем, здесь он распевался и отдыхал душой. К вокалу тянуло с детства. Пел куплеты на утренниках в саду. В армии отшагивал запевалой, вел роту в горку со строевой, стараясь не сбить дыхание. Обед, завтрак, ужин, туда и обратно, раз-два, левой. Да и где только не пел: на днях рождения, тусовках, походах: под гитару и без; пьяный, трезвый, усталый – голос не подводил и вроде как нравился окружающим.
Баритон сравнивали с Синатрой и Розенбаумом, наперебой рекомендовали развивать певческие навыки. Спустя много лет, когда появились первые приличные деньги, он брал частные уроки у известной оперной дивы, но вот дальше как-то не задалось. Однако поставленный голос остался, и управлять им было в кайф – а в этом клубе особенно, хозяева держали весьма приличную аппаратуру Evolution.
Они захаживали сюда с Катериной. Петь она не умела, но к музыке дышала неровно, влюблена была в шоу «Голос». И слушать его ей нравилось, это читалось в ее глазах. Нет, конечно, он был в курсе песенных тенденций и новинок, но искренне считал репертуар далеких семидесятых более выразительным с точки зрения текста и более мелодичным, если говорить о музыке. Он выходил с микрофоном в руках на невысокий подиум и аккуратно выводил своим баритоном:
– Не умирай любовь, не умирай любовь.
Не умира-а-а-й любовь!
Зал подпевал, нетрезвые девицы, подтанцовывая, подбирались к нему поближе, Катерина посылала ему воздушные поцелуи, и он видел в ее глазах ревность, которая ему нравилась.
Сейчас