предыдущим утром что-то могло и почудиться. Увиденный селянами ребёнок мог быть и всего лишь мороком, возникшим при обряде – подобное огонь уничтожил бы без следа. Но с каждой новой находкой он всё больше склонялся к мысли, что на зов безумной женщины откликнулась не обычная нечисть, а нечто гораздо хуже.
После обнаружения младенческого скелета, Везнич потребовал отвести его на погост. В Топках, как и в обеих деревнях по другую сторону расселины, покойников сжигали. Если в Чёрнополье в целом обряды разнились от местности к местности, то у живущих рядом с затемнённой вереей выбора не было – покойников обязательно нужно было сжечь, чтобы они потом точно не заявились обратно. Впрочем, и до затемнения вереи покойников тоже предпочитали предавать огню. В те стародавние времена небольшие урны с прахом ставили вдоль дорог ведущих в сторону заката солнца – сначала ставился небольшой столбик, на него домик, а в него урна. Однако когда на зов тёмной вереи поползла нечисть, то быстро выяснилось, что подобные столбики её привлекают не хуже свежей крови. Поэтому стали устраивать погост – за пределами деревни и обнесённый частоколом. Каждый род обустраивал свою погребальную землянку, зачастую укрепляя её небольшим срубом, посреди ставился охранный идол, а урны с прахом умерших располагались вдоль стен, над входом же обыкновенно подвешивали пучок духогона.
Погост встретил их мрачной тишиной, но ничего необычного на нём не наблюдалось. Разве что во взгляде идола Баас, возвышавшегося посередине, волхву почудилась издёвка, да на дорожках виднелись отчётливые отпечатки волчьих лап и на некоторых погостных столбиках угадывались следы когтей. Чем волкам мог приглянуться погост без каких-либо тел, тем более свежих, было решительно не понятно. Погребальная землянка семьи рода мужа безумицы тоже на первый взгляд ничем таким не выделялась, но Везнич сразу почувствовал неладное – неуловимо, едва осязаемо, как шелест листвы. Подойдя поближе, он обнаружил, что над дверью не было пучка духогона. Само по себе это ещё ничего не значило, его могли плохо прикрепить, или верёвка отсырела, но ему всё равно стало не по себе. Помолясь богам, волхв осторожно открыл дверь: никаких признаков, что сюда зачем-либо заходили, кроме как оставить очередное подношение у идола, не было. Продолжая шептать молитвы-заклинания, он осторожно взял детскую урну и вынес её на дневной свет. С величайшими предосторожностями открыл её, вытряхнул пепел на постеленную на землю чистую холстину, да так и застыл истуканом. Кто-то из его сопровождающих ахнул от ужаса: из серой кучки пепла нахально скалился обугленный кошачий череп.
Везнич некоторое время потрясённо смотрел на обманку – как убитой горем женщине не только в голову пришло, но и удалось, подменить тельце младенца несчастным животным ещё до сожжения? На пропажу кошки тогда, конечно же, внимания не обратили, а сейчас об этом уже и вовсе никто не вспомнит. Вокруг лес, хищники да нечисть, вышла за околицу – и поминай, как звали.