родственники-родственнички! Тридцать с лишним лет живу, а их отношение ко мне ни на грош не поменялось! – горько засмеялся за занавеской брат. – В детстве видели во мне вора и голытьбу, обвиняли в дерьме без суда и следствия, а разобравшись, не извинялись. Сейчас сальными глазёнками заглядывают в кошелёк и завистливо считают мои денежки.
– А это со всеми Поспеловыми они так себя ставят! – поспешила прокомментировать мать тему, бывшую для неё не менее болезненной. – Что я сорняком среди богатой родни росла, что ты, Шурик, маялся…
– Вот и нечего к ним тянуться!
– Ну что ты! Это ж родня, какая-никакая…
– Никакая, вот именно. Они своей дружной гурьбой хорошо кучкуются. Без нас. Мы им нужны, только чтобы на похоронах и свадьбах финансовые дыры заткнуть.
– Ну, знаешь, когда одинокая Матрёна померла, все сложились, организовали да похоронили тётку с честью. Нам «спасибо» сказали, что в своём большом дворе проводы и поминки провести разрешили!
– Ой, ма! Это потому, что никто больше у себя гроб с покойником держать в хате не захотел! А вы с отцом уши развесили, решили добренькими побыть!
«Но у нас реально большой двор! – задумалась Люба. – Поставили длинные столы, все вместились. А где ещё провожать внезапно почившую приезжую тётку? У остальных большого двора нет. Кто-то в квартире живёт. Продукты да похороны другие оплатили. Всё правильно!»
Александра Григорьевна относилась к родне, их семьям и детям странно. Это была смесь из горькой обиды, желания угодить, стремления быть своей и одновременно выделиться на фоне остальных. Не было у матери с её братьями и сёстрами в ближайших коленах добрых, тёплых, поддерживающих и доверительных отношений. Из рассказов родительницы Люба знала, что детство её было голодным, нищим, заполненным непосильным трудом и отвратительным отношением окружающих. Иногда девочке казалось, что злые люди преследуют их семью из поколения в поколение: маме прилетело, потом перепало брату, ну и она до компании заодно хлебнула.
– Ох, ладно, сынок, ты пока чай пей, а я схожу бельё замочу! За две недели грязная куча накопилась, стирать не перестирать.
– Сестру пошли, пусть замочит. Почему она до сих пор вещи в порядок не привела?
Подросток, приподнявшись в отцовой кровати, насторожилась.
– Да Люба с Нового года только своё стирает и гладит… Считает, что каждый должен убираться в доме сам за собой…
– Да что она говорит?! – взъерепенился тот. – Люба!!! А родителям пожилым кто помогать будет?! Ты дочка родная или как?! Кто, по-твоему, дохаживать стариков должен?!
Девочка побаивалась старшего брата: каким-то образом Александр Васильевич умудрялся в доме обладать большей властью, чем отец с матерью, и команды раздавал направо и налево с молчаливого согласия родителей. Школьница, по наущению Ибрагимова, старалась не спорить с мамой после новогодней ссоры, чтобы не привлекать внимания, но и пользовать себя, как прежде, не позволяла. Однако товарный кассир не смирилась с поведением дочери, вырывающейся из-под удобного контроля. Тихоня была уверена: мама специально завела