стопкой газеты, книги да очки.
Убирался Василий Михайлович сам. Лишь Любе позволялось помыть у него полы и вытряхнуть половик. Не дай Бог отцу обнаружить в своём маленьком чистом уютном убежище постороннюю вещь, будь то мамина юбка или комбинация – ругани было не избежать. Мать тогда крепко обижалась, уходила дуться к дочери в комнату и там клеймила мужа бирюком и законченным эгоистом, хотя глухое, требовательное ворчание Василия рядом не стояло с оскорбительно-истеричными нападениями самой Александры.
За пятнадцать лет Люба видела только по телевизору, как искренне и чисто муж и жена могут любить друг друга. В её же родном доме родители так много и зло ругались, что девочка уверенно говорила: склоки и грызня есть суть семейных отношений на Солнечном 27. Если матери нужно было чего-то добиться от папы, то она поступала с ним так же, как и с остальными домочадцами: унижая, оскорбляя, манипулируя. Григорьевна, не контролируя свой грубый, жестокий язык, могла обидеть мужа очень больно, а потом удивлялась, что Василий не желает разговаривать неделями, и считала искренне, что пострадавшая сторона – она.
– Так и знала, что Светка падкая на деньги! – доносился возмущённый материн голос из-за занавески. – Сынок, надо искать бездетную! А то клуши отпрысков непонятно от кого рожают, расходятся и ждут, на чью бы шею нахлебниками пристроиться. А ты у меня добрый, доверчивый, всех жалеешь! Нужна молодая, свежая и, самое главное, без лишних ртов!
– Да где же я такую откопаю, ма? – ворчал брат. – Все, кто моего возраста, уже как минимум одного ребёнка имеют. А у молодых девок лет по двадцать и младше одни гульки на уме, а не семья. Мозгов совсем нет ещё!
– Никогда, сынок, не слушаешься! – посетовала Александра. – Я же сразу сказала, что Светке ты нужен, пока есть, что высосать! Когда её хату ремонтировал, крышу менял, мебель новую покупал – был к столу. А едва о прописке заикнулся, так она мигом заверещала: «Дом я отпишу старшей дочке! Никого не прописываю!»
– Ну так и я глотать не стал, вещи сразу собрал и ушёл! Она целый квартал пробежала, вернуться умоляла!
– Ещё бы не умоляла! – всплеснула руками женщина. – Кормушка из лап утекла! Присмотрелся бы ты к дочери моих знакомых, Шурик! Она состоятельная, одна у родителей. Знакомые пасеку держат, мёдом торгуют, денег куры не клюют! Всё нажитое ей достанется.
– Мам, не хочу! – оборвал Григорьевну сын. – Сколько говорить?! Да и не по душе мне она. У неё двое отпрысков от предыдущих браков.
– Чужих детей баба с дедом пусть воспитают, а вы своего родите! Молодые.
В семье Поспеловых не было друг от друга секретов. Родители обсуждали с сыном его и свою личную жизнь, прошлое, настоящее, будущее, окружение, работу. Сын приезжал, чтобы делиться со старшими всем, что случилось интересного в его буднях, жаловаться на своих женщин.
Люба, лёжа на отцовской кровати, глазея в текст газеты, прислушивалась к разглагольствованиям матери да брата и понимала, что не будет никогда рассказывать Григорьевне