меня тоже охорашивают, но иначе. Подарков не дают, потому что я, наверное, не заслужила, зато охорашивают целых два раза в день. После еды приходит очень добрая тётенька, она меня поворачивает так, как будто подарки будут, а потом начинает охорашивать. Сначала она под меня горшок подкладывает, потому что от такого охорашивания описаться можно.
Я нахожусь в больнице, потому что у меня сердечко заболело, но это не значит, что я хорошая, что мне и показывают каждый день. Зато после каждого охорашивания мне говорят, что я стала чуть-чуть хорошей, а ради такого можно вытерпеть что угодно. Сегодня у меня «обход» – наверное, будут смотреть, как меня ещё можно охорошить. Ну, чтобы я побыстрее стала хорошей! Так хочется быть хорошей девочкой, чтобы было молочко, а не только подарки… Но, думаю, я пока не заслужила. А ещё мне сказали, что кричать и плакать не надо, поэтому приходится молчать.
Сразу после охорашивания, да такого, что я даже тихо хныкаю, приходят дяди и тёти в белом. Они меня щупают и рассматривают. Как им только не противно такую плохую девочку щупать? Они меня рассматривают, о чём-то говорят, но не охорашивают почему-то. А почему, я не знаю.
– На инъекции реагирует хорошо, – говорит какой-то дяденька. – Не плачет, несмотря на болезненность.
– А как-то объясняет? – другой дядя с белыми волосами и очками с интересом смотрит на меня.
– Правильно объясняет, Вадим Савич, – отвечает ему первый. – Для того, чтобы ей было хорошо. Это-то и странно, потому что ребёнок травмированный. Ей бы кардиостимулятор…
– Девочка сирота, стимуляторы дороги, – объясняет тот, у которого белые волосы. – Поставим в очередь, и как повезёт.
– А что это, о чём вы говорите? – интересуюсь я.
Но они мне не отвечают, а просто уходят, зато приходит добрая тётенька. Она мне говорит, что я слишком любопытная, поэтому должна молчать. Я не понимаю, почему должна молчать, но тётенька грозится, что за моё ненужное любопытство у меня будет ещё что-то, а потом уходит и приходит через недолгое время, чтобы опять постараться меня хорошей сделать, но я почему-то засыпаю.
Потом я не помню, но, когда просыпаюсь, той хорошей тётеньки уже нет, а ко мне приходит другая. Она ещё добрее, потому что хвалит меня разными словами, и ещё называет. Я ей очень благодарна даже за то, что она меня ладонью по голове немножко охорашивает. А потом я уже нормально засыпаю, чтобы в том месте оказаться, где много старших мальчиков и девочек. Они меня не видят, потому что я прячусь под стол.
Я слушаю, о чём они говорят, но сижу тихо-тихо, чтобы не заметили. Высокий дяденька рассказывает мальчикам и девочкам о каких-то «мирах», но я не понимаю, что это такое. Мне просто нравится слушать его голос, потому что он мягкий и от него хочется плакать. Хорошо всё-таки тем, которые не такие плохие, как я. Если бы со мной так разговаривали, я бы, наверное, плакала весь день, потому что тепло становится.
Я знаю: если они меня найдут, то сразу же отвернутся,