в эту школу.
Её голос был ровным, почти бесцветным.
Кейли удивлённо повернулась к ней, но Элиза не смотрела на неё.
Она продолжала неотрывно глядеть на мальчика и, не отводя взгляда, медленно двинулась к машине.
Фаза II.
Он понял. Не сразу. Но достаточно ясно, чтобы перестать отрицать.
Земля.
Этот забытый, несовершенный, тяжёлый мир. Мир, где всё хрупкое, смертное, где души рождаются в теле, где свет исходит не от магии, а от ламп в детских комнатах.
Он знал о нём. Конечно.
Как о нижнем ярусе бытия, как о месте, где живут те, кого остальные миры позабыли.
И вот теперь – туда.
Он шагнул в Переход. Но Переход не принял его. Земля не была открыта.
Плотность между мирами была иной, вязкой. Словно туда не пускали просто так. Или…не пускали его.
Он попытался через Кольцо Времён – тот путь, где шаг равен столетию, а один неверный взгляд может сжечь сознание. Он провёл там восемьдесят лет, шагая по петлям, сжигая свои воспоминания, лишь бы добраться до нужной ветви.
Не сработало.
Он пробрался в Мир-Ключей, где существа хранят проходы между мирами, живущие вне линейности.
Он заключил сделку. Потерял половину своих имён. Заплатил одним чувством – отдал то, что чувствовал её.
Именно это. Именно её. Он мог продолжать чувствовать других. Может знать, где ночь, где смерть, где ложь. Но её – больше нет. Ни в нём. Ни в его ощущениях. Ни в его связи с миром.
Он бы закричал, если бы крик мог вернуть. Он бы отступил, если бы был путь назад.
Просто… нет такого больше в нём.
И даже тогда – путь был закрыт.
Потом – Ось Глубин. Он плыл по ней двести лет, вне времени, без тела.
Он был только Взглядом. И однажды он увидел: свет.
Тусклый. Неловкий.
Мир, где души дрожат от рождения до смерти.
Земля.
Он ринулся. и всё начало сопротивляться.
Ворота дрожали. Переходы рушились. Время крошилось, а он шёл… шёл… шёл…
Он прошёл через Мир Бесплотных, где тела оставались позади.
Он спустился в Молчаливую Низину, где звук – смертелен.
Он пережил столетия, растянутые в секундах, и секунды, сжатые в тысячелетия, лишь бы найти ту трещину в ткани, где он мог бы войти.
И наконец – он стоял на пороге.
Мир, где всё чужое.
Мир, где он должен будет стать ничем.
Мир, где она – живая, земная, и… не знает о нём.
Он вдохнул.
Распад.
Он не вошёл в мир – он вплавился в него, как металл в плоть.
Первое – тело.
Оно было… глухим, тупым, слишком плотным.
Как будто втиснуться в коробку, в которую не входишь.
Он ощущал кости. Он ощущал вес – как проклятие.
На каждом вдохе лёгкие царапали изнутри. Кровь – это не поток, а гудение, неприятное, липкое, слишком тёплое.
Он пытался помнить себя – и тут же терял очертания.
Имя, суть, энергия – всё искажалось.
Земля давила. Как будто говорила: